На улице трещал мороз, а в конторе по заключению контрактов на поимку партизан было так жарко, что начальник конторы Трущобин распорядился, чтоб открыли половинку бокового окна.

Холодный воздух ужом сползал с каменного подоконника на пол, вытесняя духотищу, табачный дым, запах потных онуч, валенок, сапог и водочного перегара. Над го-ловами жалкой кучки посетителей - старост и полицаев торжественно раскачивался привязанный на веревках транспарант - кусок мешковины с надписью: "Смерть сукиным сынам!" Возле приемного оконца вывеска под стеклом: "Контора по ловле партизан. Дозволено германскими властями".

Настроение у приезжих подонков было преотличное. Еще бы! Какие-то считанные минуты канцелярской процедуры, и в руках план полного окружения и пленения партизан. Первые счастливцы уже отваливали от оконца начальника конторы, поглаживая карманы, куда только что положили спасительный контракт.

– Теперь крышечка им. На помин коврижки. Вот туточки оне. Вон тута, говорил один из посетителей, пробираясь к выходу.

Другой из счастливчиков - лысый старик в длинной, до пят, шубе, староста из Знаменского района - до того ошалел от счастья, так торопился окружить партизан, что сунулся вместо двери в окно и лбом вышиб его. Со звоном посыпались стекла.

Не вытерпев, Трущобин вышел в зал:

– Господа! Да что же вы делаете? Куда прете? Окно вышибли, сейчас опрокинете стойку. Эка вам приспичило! Эка не терпится разделаться с партизанами!

– С нужды! С потребу! Спасу от них нет. Продыху. С закажного куста пуляют. В ночь носа не кажи. По нужде не сходишь. С горшком так и спишь.

– А в нас!.. В нас что делается, в Дорогобужье!
– кричал через головы жалобщиков высокий, худой как смерть верзила.
– Всех старост поперевешали. А троих в речке утопили. Совсем обнаглели. В полночь заявляются, мешок на голову и тащат. Помогите, ваш благородие! Невыносимо.

– Помогать вам будут каратели, их отряды, - разъяснил Трущобин.
– Мы лишь оказываем добровольную услугу карателям, составляем списки партизанских очагов, ведем учет ваших запросов и передаем все данные куда следует. Так что, ау видер зейн! Прошу по порядочку к окну.

– А долго ли будут рассматривать наши заявки?
– спросил рябой мужчина с повязкой полицая на рукаве черной шинели.

Трущобин оглянулся:

– Вы, как вижу, горите нетерпением?

– Так точно! Нельзя ли мою заявочку как-либо побыстрей? Я бы вас...
– он сунул руку в карман.

– Пройдите со мной, - тихо кивнул Трущобин.
– Я вас в первую очередь запишу.

Рябой последовал за Трущобиным за фанерную перегородку. Там он сразу выложил на стол пачку советских червонцев.

– О, новенькие!
– обрадовался Трущобин, беря деньги.
– Где же вы такие достали?

Рябой замялся. Вопрос ему был не по душе, но делать нечего, надо отвечать. Проявившее любезность начальство ждет.

– Сельпо с приятелем обчистили, когда Красная Армия отступала, - нехотя сознался он.

– И много ли вы хапанули?

– Так, пустяки. Один чемоданчик.

Трущобин сел за стол, взял из стопы бланков листок.

– Ваша фамилия, имя, отчество?

– Алексей. Лешка Шкрыба.

– Место жительства или работы, господин Шкрыба?

– Город Ярцево, полиция. Дорожный постовой.

– Что знаете о партизанах?

– Знаю, что скрываются в лесах юго-восточнее Ярцева, а где точно - не ведаю. Они неуловимы. Налетают и хватают. Моего приятеля Фильку днем утащили.

– Где скрываетесь сами? Днем?

– Днем я стою на дороге, охраняю участок.

– Ночью?

– Ночью сижу под полом у Дуськи.

– Какой Дуськи?

– Дуська - это моя любовница. Мы с ней за воровство в одной тюрьме сидели. А теперь я с ней... Живу.

– Точный адрес Дуськи? Рябой протянул записку:

– Вот вам. Тут все обозначено. Улица, номер дома, квартира.

– Где прячете ценности?

– Там же, под полом, у Дуськи. Трущобин размашисто подписался на двух листах, сунул ручку в чернильницу.

– Документы заполнены. Прошу вашу подпись. Вот здесь и вот здесь.

Рябой расписался. Трущобин сунул ему лист с черным типографским оттиском через всю страницу: "Смерть сукиным сынам!"

– Ждите, Шкрыба. К вам в первую очередь приедут.

– Спасибо. Премного благодарен.

– Не стоит. Если есть другие желающие попасть в первую очередь, присылайте.

От собачьей радости ямки на лице рябого разгладились. Он раз пять поклонился и задом вышел. Трущобин крикнул:

– Следующий!