А еще ей было дико любопытно наблюдать за одним феноменом. Вообще, парни из ее комнаты ей нравились все — они оказались отличными ребятами. Но на фоне жгуче-темпераментного Габриэля, рассеянно-обаятельного милашки Майса и настоящего аристократа Норриана четвертый член этой компании как-то… словно все время был в тени. Он был ужасно милым, добрым, внимательным, веселым, и… и все.

И вот тут, в городе, Иллис словно открыла для себя Льена заново.

Начать с того, что каждая из попадавшихся навстречу женщин — от малявки-цветочницы до почтенной матроны из булочной — встречала компанию радостными улыбками. И все они улыбались в первую очередь этому русому парню с неприметным на фоне ярких друзей лицом.

Они все старались привлечь внимание именно Льена, что-то рассказать, чем-то угостить. А на его фоне и остальная компания вызывала добрые чувства, даже Иллис, хотя она привыкла, что часто незнакомые девушки, особенно горожанки, смотрят на одетых в мужские костюмы орденок неприветливо.

Льен же купался в этом внимании как рыба в воде. Было видно, что он искренне рад каждой из своих собеседниц. В каждой видит нечто, достойное восхищения, для каждой находит какие-то особенные, только ей предназначенные слова.

И улыбка у него вдруг оказалась совершенно ослепительная, и глаза из невзрачно-серых вдруг превратились в ярко-синие… и вообще весь он был такой, что очень скоро Иллис перестала удивляться тому, как все встречные женщины летят на его мягкое обаяние, как мотыльки на огонь.

Так, болтая и пересмеиваясь, перекусывая на ходу свежайшей сдобой, полученной в дар от булочницы, компания добралась до маленькой площади в центре города.

— Доброе утро, ресс Льен! — послышалось откуда-то из бокового переулка. И тут же приветствие повторилось едва ли не хором. Из открытой двери большой швейной лавки выглядывали несколько молоденьких белошвеек, весело хихикающих и толкающихся локтями.

— Ресс Льен, а правда, что вы в одиночку остановили целый табун взбесившихся лошадей и спасли десятерых ресс? — крикнула одна.

— О, я уже не одна, меня много! — восхитилась Иллис под общий смех и несколько смущенное покашливание самого «героя».

— Если бы я всю белошвейную мастерскую кормил мороженым на последние карманные, я бы тоже ресс сотнями спасал! — смеясь, Габриэль хлопнул друга по плечу. — Иллис, это такая история! У этих милых девочек сломался гладильный барабан и сжег кучу белья. Мы мимо шли и через раскрытое окно увидели эти хоровые рыдания. Так вот наш дамский угодник женских слез не переносит, притащил им половину кондитерской лавки! А потом пошел и вправил мозги владельцу заведения, чтобы не смел свое кривое оборудование вешать на работниц! Дело было громкое и кончилось… кхм… строгим взысканием для кое-кого.

— Да иди ты! — Льен все же пересилил смущение и тоже засмеялся. — Зато милые рессы перестали плакать и поняли, что в жизни бывают и добрые чудеса. Оно того стоило!

— Жизнь — она вообще штука разная, — улыбнулась Иллис. — Вот кстати, швейная лавка, говорите? Я отлучусь на секундочку, пошушукаюсь с девушками о своем, о женском. Подождете меня?

— Ладно, полчаса в твоем распоряжении, — величественно разрешил Норриан, и все снова засмеялись.

— Не мелочись, — возразил Льен. — Тебя мы готовы ждать хоть всю жизнь!

— Ну ты действительно герой… — в притворном ужасе покачал головой Майс.

— Девчонка и швейная лавка — это же синоним вечности!

Иллис показала ему язык и, смеясь, скрылась за дверью. Развеселившиеся друзья уже направились было к скамейке в тени деревьев, как за их спиной раздался знакомый голос.

— О да! Героизм ресса ра Сайеша не вызывает никаких сомнений, равно как и его дворянское происхождение… — Кириан вышел из за угла, как обычно кривя губы в саркастической усмешке. Ребята прекрасно знали, на что он намекает: двадцать лет назад брак молодой аристократки и негоцианта-нувориша в свете открыто называли мезальянсом. Льен носил фамилию отца с гордостью, несмотря на то что был всего лишь вторым Сайешем, получившим право на дворянскую приставку «ра».

Еще в прошлом году этот трюк срабатывал — парни заводились с пол-оборота, пусть не сам худородный ресс посредственность, но его дружки. А сегодня… Льен просто пожал плечами, глядя на Кириана с улыбкой, Габриэль отвернулся, а Норриан сделал вид, что очень занят полировкой ногтей и вовсе ничего не слышал.

Князь мысленно скрипнул зубами и искоса глянул на свою «команду поддержки». Он-то рассчитывал на зрителей, когда затевал это представление. И что?

Целая стайка юных ресс, дочек местных купцов и мелких дворян-землевладельцев. Все они вились вокруг него каждый его приезд в город и втайне мечтали выйти замуж за богатого и родовитого красавчика. И теперь они сопровождали его разноцветной жеманной стайкой, с готовностью хихикая над любой шуткой. Князя такое окружение вполне устраивало, это была благодарная публика и прекрасный хор подпевал, с готовностью подхватывающих каждую его остроту. Но сейчас их дружное хихиканье пропало зря — четверка идиотов не поддалась, только Майс быстро отвернулся и пробормотал что-то себе под нос.

Кириан оживился, увидев в этом слабину, и с готовностью перебросил огонь своей язвительности на новую цель, остановив свой взгляд на аккуратно перелицованном парадном кителе, надетом по случаю выхода в город.

— Надо же, Майси, как тебя зацепила эта орденская дурнушка. Ты даже решился нацепить выходной костюмчик, а я-то думал, ты его бережешь, как древнюю реликвию — чтобы не развалился от ветхости. Кажется, наследство дедушки? Ах, как жаль, что твое многочисленное семейство не может позволить себе обновок чаще чем раз в сто лет… Наверное, доходы от беспородных несушек из вашего знаменитого курятника не столь велики?