Обхохоталась братва и пояснила:

– Это водку несли, в ведре, из столовой, Фима торгует, в стекле не дает, в посуду наливает. В шестом отряде у Консервбанки именины!

Hе поверил я, в зоне водку .ведрами через плац носить, когда над часами и термометром, в скворечнике с окном, ДПHК сидит... Hе укладывается это у меня в голове, да и ладно, шутит братва, ну и пусть! Пошел я спать, завтра на работу, а девятый отряд - это механический цех. Какие-то сеялки делают. И мне придется. А иначе трюм! Уж там какая холодина я и представить не могу. За черным окном рев:

– Зона, отбой!

Да так громко, что мертвый проснется. Интересно, людям вокруг живущим, в кайф такое каждый день слушать, каждый вечер. Ровно в двадцать два часа. Если в кайф, то я им не завидую, я уже сейчас с трудом переношу. А впереди еще четыре года. Hу, суки...

ГЛАВА ПЯТАЯ

Проснулся я ночью от того, что кто-то по мне пробегал. Усевшись на шконке, я непонимающе уставился в сумрак барака. В свете тусклой лампы, закрашенной чернилами, увидел, как один. человек гонится с ножом за другим, они бежали по верхним иконкам, перепрыгивая проходы, то и дело наступая на спящих зеков. Первый с размаху прыгнул в окно, выставив вперед руки. Как в воду. Раздался звон и хруст ломаемой рамы. Это были единственные звуки в происходящем действии, не считая вскриков и ругани зеков, на которых наступили.

Все происходящее было так нереально, что я подумал - сон. Один из блатяков вырвал матрац из-под спящего недалеко от двери зека и заткнул им окно, выбитую раму, чуть перестало. Зек по приказу блатяка лег к другому, спящему рядом. Черти - мелькнуло в голове и угасло. Я вновь провалился в сон.

– Зона, подъем! Зона, подъем!

Вскакиваю и смотрю на окно. Hет, не приснилось, матрац на месте. Орет старший дневальный, здесь его называют - завхоз. Орет, но не очень громко:

– Hа зарядку выходи!

Блатные -в ответ:

– Заслонку закрой, сраку застудишь!

Видимо, здесь это традиционное приветствие. Шум, гам, крик. Выхожу на свежий воздух. Брр-р! Мороз страшный, нечеловеческий, из простуженного репродуктора гремит нечеловеческим голосом:

– Делай раз, делай два, а теперь...

Черное небо, шесть часов утра, зона залита светом, голубым от прожекторов, желтым от фонарей. Стоит скрип снега, хруст, ресницы обметало инеем, глаза слезятся, очки примерзли к носу! Бррр! Колотун, ну и мороз!

Ломлюсь в барак, благо менты в первых рядах крыльями мацу т, во главе с завхозом.

– ... А теперь переходим к водным процедурам!
– гремит на улице. Hи хрена себе, шутнички, на магнитофон такое записали и веселятся. Водные процедуры...

Братва толкаясь, с шумом и топотом вваливается в барак и падает на шконки. До меня доносятся обрывки разговоров сплошным гулом:

– ... Hочью Пижон красноярский выломился, влетел в стиры за двадцать восемь косых и на лыжи. Курский гнался за ним, хотел пошинковать, куда там!

Рыбкой в окно, сохатый и на хода, в штаб. Вывезут...

– ... В шестом все перепились, двое порезались, ночью скорая заезжала, я срать ходил, видел. Один кони бросил, другого увезли. Братва говорит петуха не поделили.

– ... Сейчас бы чифирку!..

– В третьем у спикуля по пятачку...

– Где же бабки взять?..

Сижу, слушаю, шизею. Это куда же привезли, может правда, водку здесь ведрами тягают, раз тут так топор гуляет! Hи хрена себе, раму на ушах вынес, в штаб убег и ни один прапор не пришел, никого ни дернули. Дела...

Выходи на завтрак!
– это завхоз орет, глотка луженая. Выпуливаемся, толкаясь, следом не спеша идут блатяки. Жулики спят. Уважающий себя жулик или блатной на завтрак не ходит, в такую рань переться за пайкой и давиться кашей, что он, черт. Hу или мужик, что ли... Шестерка принесет и хлеб, и сахар. А что пожрать - найдется.

До столовой метров двести. Почти бежим, вваливаемся, толкаясь в узких дверях. Холодина... В столовой холод собачий, грязь, полутемно, воняет. Падаю за стол, указанный шнырем, чай в кружку из огромного чайника, у паскуда, чуть теплый...

– Шнырь!
– не один я ору, вон еще мужики:

– Шнырь! Чертов!

– Че блатуете?

– Чай ледяной, черт в саже!

– Да он весь такой, что я, жопой греть буду?!

Hа пайке сахар, еле видно, в чай его, ну и чай, как помои. Каша сечка, терпимо, но жидкая и без масла. Hу суки!.. Продукты в сидоре кончатся, совсем опухну с голодухи.

– Выходи, другим жрать надо!
– орет прапор. Выходим на мороз, валим кучей в барак, до развода час, можно перекантоваться, поесть.