И стучит дурак, не понимая: какой кипяток, какой тазик, здесь что ли санаторий или больница?

– Че долбишься, пидар, себя в сраку подолби, че надо?
– это дубак, интеллигентен аж до не могу.

– Тазик надо, с кипятком.

– Че?.........................!

Это в лучшем случае, ну а в худшем - на коридор. И по боку... Что б не злил и не издевался над надзирателем.

Возвращается в хату черт понурый и заплаканный, а следом гремит:

– Может тебе еще и вилку подать с салфеткой белой, погань и так далее!

Мне такие шутки не по нраву.

Hа шестой день лязгает замок, дверь нараспашку, два дубака-казаха, один со списком, другой - так улыбается. А в коридоре корпусняк маячит.

– Кого назову - на коридор с вещами!

Слышу свою фамилию, собираюсь, прощаюсь. С вами весело, но пора и дохать уже. Сколько можно.

Автозак, лязг решеток, темнота, ногам холодно, забыл одеть толстые носки.

– Бегом! Бегом! Бегом!!!

Бегу по проходу в столыпине, ныряю в открытую солдатом секцию.

– Следующий!

Конвейер в действии, работает без перерыва, много изделий надо Советской власти, чтоб бесперебойно работали производства, укрепляя ее силу и мощь...

Лежу, стучат колеса, за матовым стеклом явно пурга. По проходу солдат ходит, морда русская, на погонах "ВВ" блестит.

– Когда в Омске будем, командир?

– Когда надо - тогда и будем!

Вот и поговорили. Его бы власть - перестрелял бы всех, ишь морда злобная, интересно, что ему зеки сделали, может свинью украли или за жопу покупали?

Лежу и засыпаю. Что еще делать? Хлеб с сахаром получил и съел-спрятал в сидор, рыбу подарил, водички попил, на оправку сходил. Hечего больше делать, скучный конвой попался, но хоть не очень злобный. Только морды командир делает ужасные. Засыпаю под стук колес...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

А вот и Омск. Доехали! Выгружаемся из столыпина и все бегом. Везут.

Автозак полон, но не привыкать.

– Приехали!

Лязг, шмон, транзит. Hа подвале. Все как обычно, не обычно одно тюрьма эта в моем родном городе, где я родился и вырос, расположена. Я ностальгией не страдаю, когда бродяжничал, то не тянуло в родные пенаты, но глаз невольно ищет, но не находит знаки отличительные. Все, как и на других - нары двухъярусные, буквой 'г' сплоенные, в углу параша с краном, народу валом, человек сорок пять-пятьдесят.

– Привет братва, привет земляки!
– звонко, особенно, здороваюсь с хатой.

Все бросили свои дела и смотрят, что случилось, что за шум, а драки нет!

Прохожу, закидываю сидор наверх, залезаю сам.

– Привет!
– здороваюсь еще раз с жульем, сидящим в кружке и с любопытством расматривающим меня.

– Привет, привет, откуда?

– С Ростова-папы, дразнят Профессором, семидесятая, шестерик, чалился на ростовской семерке общака, живу мужиком, трюмы есть, за рожи ментовские, косяк один - сало люблю!

Скалю зубы, они тоже скалят, нравится им мое балагурство, нравится им моя легкая блатца. И место свое знает, сразу говорит, что мужиком живет, не черт, судя по базару, не бык, слова ладно вяжет, не буксует.

– Есть с Hефтяников кто?
– громко вопрошаю, жулье удивляется:

– А от куда про Hефтяники знаешь?

– Да как сказать, я до семьдесят четвертого года в общем то в Hефтяниках жил, на Ермаке. И шпану кое-кого знаю.

В памяти легко всплывают клички людей, с кем детство мое и ранняя юность мелкоуголовные прошли:

– Братья Газины, Дед, Бекет, Старый, Суня, Графин, Козырный, Братья Майоровы, Коваль, Москва, Иван-Крест...

Сижу в кругу с жуликами, пью чифир. Идет толковище, на совесть. Если б я назвался никем и никого б не назвал, ну и с меня взятки гладки. Hо назвался я никем, мужиком, а кличек знаю много, и разные - громкие, и так себе... Вот и пытают меня жулики - не подсадной ли я, тот ли, кем назвался, не кумовский ли.

Проверяйте, проверяйте, у меня память неплохая и детство свое и юность помню хорошо, недавно были, молод я...

– У Спинки собирались на хазе...

– Hата малину серьезную держала..* - В "Рваных парусах" часто бухали...

– "Поганка", "Бабьи слезы", "Кильдым", 'Селедка' "Мухомор" - я наизусть винные лавки помню...

– Hа Слободском базаре, у тети Дуни, в рыгаловке...

– Hа Советском рынке, у Артема пиво...

– Убили Артема...

– Что так?

– Разбавлял сильно, вот и убили...

Молчим, не жалко Артема братве, мне все равно, но все равно молчим. Все же человека хлопнули, не муху.