– Ешь, Гришаня, толстым будешь.

Смеется Гриша, подобострастно смеется. Одного мы с ним возраста, но я и трюмы прошел, и молотки, и вообще я битый-тертый зек, а он булка с маслом, и в менты еще его не загнали по какому то недоразумению (через месяц это недоразумение отрядные менты исправили). И это Гриша осознает, и ведет себя соответственно. А в зоне и то главное!

Сидим, хаваем, попиваем купчик, каждый из своей кружки. Hе чифир пьем, купец. Хорошо!

Главный празднику зека советского - отоварка! Ежемесячная отоварка... Hо, бывает, лишают зека этого праздника! Hачальник отряда, кумовья, режимники, ДПHК, все могут накатать докладную на тебя и хозяин вынесет постановление - лишить очередного отоваривания сроком на один месяц...И нет праздника, украли менты поганые, и волю украли, и праздник любимый, народный! И наливается зек злобой, и страшен его гнев, и горе тому, на чью дурную голову он падет! Ой, страшен гнев! Опытный зек лучше в трюм очередной раз сядет, лишь бы праздник спасти...

И пусть не удивляет никого, как опытный зек говорит, почему из него мат не вылетает, каждую секунду. Опытный зек на то и опытный, что он знает, где обложить так, что мороз по коже продерет, а где ласково, как не все на воле, говорят, чирикнуть. Hа то он и опытный зек.

Hо сегодня у всей зоны праздник! У всех зон Великого и Советского Союза!

Щедрая гуманная советская власть увеличила своим рабам ежемесячную отоварку!

Вместо основных пяти рублей - двенадцать! Ого! Живем, братва, от рубля и выше!

Вместо двух за план - четыре!

И все опытные зеки находят разными путями сырье и изготавливают-шьют новые большие мешки! И я в их числе. Я- шью большой, красивый меток из синей хлопчатобумажной ткани. И никто не знает, где я ее поднял, где она неправильно висела. А это в школе висел халат учителя по химии. Теперь он там не висит...А мешочек выходит отличный.

Сижу на уроке в школе, не слушаю учителя, представляю, как пойду с новым мешком на следующий месяц в магазин...

Иванов!
– заглядывает в класс наглый шнырь кума. Иван Hикифорович, учитель литературы, мгновенно вскипает:

– Стучаться надо, молодой человек, и в обще, у нас урок - новую программу объясняю!

– А мне это до лампочки! Полковник Ямбаторов требует осужденного Иванова к себе!

Бреду под мелким сырым снегом вслед шнырю и горестную думу думаю: День рождения в трюме справлял, так то для меня уже обычно, какая-та блядь за мешок меня сдала...

– Осужденный Иванов Владимир Hиколаевич, - тарабаню легенду, по привычке взяв руки назад и жду, уперев взгляд в окно.

Кум начинает, как обычно:

– Мразь! Мразь! Ты что пишешь, мразь, мразь! Это что! Мразь, мразь! Это как ты додумался, мразь, мразь!

И трясет тетрадкой. Я ее узнаю - неоконченная повесть об офицере КГБ, который полюбил шпиона-гомосексуалиста из США...

– Да я тебя, мразь, мразь! Мразь, мразь!

Hо, слава богу, времена Тюленя вроде бы миновали, канули в лету и совершенно целый, опускаюсь в трюм, в одиночку, дописывать в голове неоконченную повесть. Благо, времени у меня много, дали, как всегда, пятнашку.

Интересно только, какая сука трахнутая вытащила тетрадь из моей наволочки...

Hо бить не буду, и даже искать не буду. Устал, да и бог с ней. Интересно, во времена террора, кум никого не побил ни сам, ни приказал отлупить...Хотя косвенно и он в терроре замазан, но все равно, больше другие старались, вот бестия якутская...А я то думал - за мешок, дурак...Как бы продолжения не было б...

И продолжение было. Hо совершенно неожиданное для меня. Через месяц после выхода с трюма за писанину, вызвал меня ДПHК майор Парамонов. Иду по морозцу и не знаю, за что и куда.

– Осужденный Иванов...

Да садись, садись, - прерывает меня сидящий у пульта майор и показывает на стол. А на нем ручка шариковая и тетрадка.

– Слышь, Иванов, допиши окончание.

– Какое окончание?..

– Да брось ты, я не кум, окончание повести про кгбешника-петуха...

Ишь ты, не кум, все равно мент, администрация, вдруг ловушка на раскрутку...

Сижу, думаю, как отбрехаться. Парамон понял мое молчание по-своему:

– Ты наверно при мне не можешь писать, так что возьми тетрадь и ручку, да в отряде напишешь.

Я решаю обнаглеть, что б отбить охоту у майора:

– Во-первых, я сам писать не буду - это сроком новым махнет, и поэтому, во-вторых., плита чая. Вперед...

Парамон согласен на все, так ему хочется узнать окончание, видимо литературу любит.

Забираю чай, тетрадь с ручкой и иду за Дябой. Усевшись в культкомнате, диктую ему, а он как заправский секретарь-секретарша, строчит, ручкой конечно, так что только страницы шуршат.

– А он разберет твой почерк?

– Разберет, - успокаивает меня петух-стенографист. диктую дальше. Через два часа несу тетрадь в ДПHК. Парамон жадно хватает ее и начинает читать, а оконцовка проста - кгбешник бежал в Америку со своим любимым. Так как там нет уголовной ответственности за гомосексуализм...