— Руа Фаль, — голос вороньей королевы стал тише и словно торжественнее. — Они все ложились сюда, семь Королей и семь Королев, у которых есть настоящая власть по обе стороны Границы.

— Я слышал об этом, — осторожно сказал Бен.

— Здесь пахнет кровью, — голос Дилана звенел.

— Верно, Руа Фаль напитан кровью, — Фиаб улыбнулась. Она смотрела на Жертвенный камень с какой-то необъяснимой нежностью. — Мы с сестрами думали, может быть выйдет и у нас, но так и не решились. Ляжем все трое, а встанет одна — будет не честно. Может быть, это правильно. Только тому, кому суждено стать Королем, нужно ложиться на Королевский камень.

Она отпустила Бена и Дилана и медленно пошла к жертвеннику. Подол черного платья задевал вереск и медуницу. Когтистые пальцы ласково погладили ржавые пятна лишайника.

— Король-Ворон однажды принес себя в жертву здесь. Он вернулся из смерти и принес с собой удивительное колдовство и могучую ворожбу. И стал Королем над Бенморой. А мой брат, прозванный Охотником, стал Королем над Тарой. Это было давно, очень давно. Время идет, ничего не остается неизменным.

Голос Фиаб был задумчивым, словно она говорила сама для себя, но Хастингс был уверен — ведьма очень внимательно наблюдает за ними с Диланом. Он придвинулся к мальчишке чуть ближе, чтобы успеть его перехватить, если что.

— Король-Охотник пал. Король-Ворон был пленен и заточен собственными женами. Может быть, время прежних Королей заканчивается?

— Король-Охотник пал, но вернулся из смерти, — сказал Бен твердо. Кое-что он знал об этой истории. Так уж вышло. — И сразил Эниха, короля фоморов.

— А его женщина носит в чреве дитя. О, как я разозлилась на нее, — Фиаб неожиданно рассмеялась, радостно и искренне. — Но к чему злиться, если мое собственное дитя, мой сын вернулся ко мне! Мой сын, которому суждено стать Королем над Королями, самым могучим из всех!

От таких откровений Бена прошиб холодный пот. Она что, притащила сюда мальчишку, чтобы убить его на этом жертвеннике? Выходило, что так. Средняя из вороньих королев рехнулась и считает Дилана своим сыном. Один раз она уже отдала своего ребенка в жертву непонятно ради абстрактного могущества, ничего не помешает ей сделать это снова. Желание решить все одним выстрелом стало таким сильным, что у Хастингса свело пальцы на рукояти револьвера.

— Иди ко мне, — позвала Фиаб. — Сюда, на мой голос.

Дилан дернулся. Обернулся к Бену, слепые глаза затянула белая пленка:

— Что она хочет сделать со мной?

— Не бойся, — голос ведьмы смягчился. — Я не хочу сделать ничего страшного. Ты ляжешь на камень и встанешь с него Королем.

— А если нет? — осторожно спросил Хастингс. В голове как-то разом стало спокойно и пусто. Если ведьма силком потащит Дилана на жертвенник, он будет стрелять. Насмерть. И плевать, что он никогда прежде не пытался убить человека или сида.

— Это мой сын, — в голосе Фиаб звякнула сталь. — Он не может не встать с Королевского камня. Это его право — быть Королем. По праву рождения и по праву крови.

Дилан свел брови у переносицы. Он поворачивал голову следом за Фиаб, словно старался по голосу понять, где она. Хастинг шагнул к нему, ухватил за плечо. Мальчишка дернулся, потом замер.

— Он ребенок, — сказал Бен. Ему совсем не нравились фанатические нотки в голосе средней жены Короля-Ворона. И то, что она вбила себе в голову, что Дилан — ее сын, тем более. — Дети не становятся Королями, каким бы ни было их право. Вначале им нужно вырасти.

— Ему уже тринадцать, — Фиаб поджала губы. — Я помню, раньше в тринадцать юноши считались достаточно взрослым для копья.

— Это было раньше. Времена меняются.

— Я не пойду туда, — хмуро сказал Дилан. — Там пахнет кровью.

— Этой крови уже много веков. Она давно впиталась в камень и проросла мхом, — когда она обращалась к мальчишке, голос Фиаб действительно становился мягче и как-то теплее.

— Ты не должен идти туда, если тебе страшно, — сказал пареньку Хастингс. Больше всего ему хотелось наконец поднять руку и до упора вдавить спусковой крючок. Чтобы все закончилось, и они с Диланом могли вернуться домой.

— Мой сын не знает страха! — крикнула ведьма и в три шага оказалась почти вплотную к Дилану.

— Это не твой сын, — холодно прозвенело за спиной. Хастингс дернулся, одновременно загораживая Дилана и стараясь встать так, чтобы видеть обеих вороньих ведьм.

Эльнахар, младшая. Та, которая отдала фоморскому чародею радость. Прекрасное, застывшее лицо, черные перья в рыжих косах.

Рука Бена дернулась сама. Он почти почувствовал, как плавно уходит под пальцем спусковой крючок, как возвращается отдача от выстрела. Хастингс сцепил зубы. Пальцы на рукояти револьвера онемели. Как просто было бы, два выстрела и все.