Шрифт:
Даже те, кто был положительно настроен в отношении экспериментов на собаках, не поддержали вандализма студентов. «Не должно быть одного стандарта поведения для обычных людей и другого – для тех, чьи родители достаточно богаты, чтобы оплатить обучение в медицинской школе», – писала местная газета[3]. Ребят оштрафовали на пять фунтов каждого и пригрозили двумя месяцами тюрьмы и каторжных работ, если они снова попытаются что-то сделать с «Коричневым псом». Памятник остался цел и невредим, высокий, увенчанный самодовольным гордым псом.
Впрочем, фиаско отнюдь не умерило пыла студентов. Напротив, их ярость лишь усилилась. Тем же вечером целая толпа молодых людей высыпала на Трафальгарскую площадь с криками «Долой “Коричневого пса”!» Они прошли по центральным улицам Лондона, размахивая игрушечными собаками. На этот раз не было проблем с количеством участников акции. К демонстрации присоединились и студенты других медицинских школ: госпиталя Чаринг-Кросс, госпиталя Гая, Лондонского Королевского колледжа и Миддлсексского госпиталя.
Престарелый мужчина, который гулял по центру Лондона, рассказывал, что что-то ткнулось ему в плечо. Он обернулся и увидел, что это плюшевая собака на палке. А потом увидел разъяренную толпу, вооруженную плюшевыми игрушками. Что вообще происходит?
«Ну, это все “Коричневый пес”, сэр, – ответил полисмен. – Они злятся, потому что их профессор сделал с собакой какую-то там “вивиспекцию”, и леди поставили этой собаке памятник в Бэттерси, на котором говорится, что ее пытали и что… профессор нарушил закон, а молодые джентльмены сказали, что это вранье, и вышли на улицы»[4].
Шумиха могла бы сойти просто за еще одно социалистическое восстание, в котором люди выступили против истеблишмента. Но историки постепенно поняли, что так называемое «дело о коричневой собаке» оказало на науку большее влияние, чем казалось кому-либо в то время.
На заре XX столетия Уильям Бейлисс и Эрнест Старлинг продемонстрировали всем явление, ранее не известное: все железы – скопления клеток, разбросанные по телу, – работают как единый механизм. Поджелудочная железа, надпочечники, щитовидная железа, яичники, семенники и гипофиз – это не отдельные органы, а части одной большой системы. Чтобы проверить свои идеи, Бейлисс и Старлинг пошли обычным для ученых того времени путем: они провели эксперименты на собаках. Как-то раз в 1903 году они использовали в научных целях метиса терьера – того самого, который позже был воплощен в скульптуре. И по странному стечению обстоятельств, эта скульптура, которая должна была обличить неправильные научные методы, одновременно увековечила судьбоносное научное открытие. Бейлисс и Старлинг вызвали гнев активистов, борющихся с опытами на животных, но одновременно помогли оформиться зарождающейся тогда науке – эндокринологии. Бронзовый пес изображал настоящего пса, которого использовали на лекции, чтобы преподнести студентам новую научную теорию и новый научный термин – «гормон».
ТЕРМИН «ГОРМОН» ПРОИСХОДИТ ОТ ГРЕЧЕСКОГО СЛОВА HORM'AO, ЧТО ОЗНАЧАЕТ «ВОЗБУЖДАЮ», «ПОБУЖДАЮ К ДЕЙСТВИЮ».
Старлинг и Бейлисс работали вместе, но были очень разными. Старлинг вырос в семье рабочих, а Бейлисс был богат. Старлинг был похож на кинозвезду: густые светлые волосы, точеное лицо, пронзительные голубые глаза. Бейлисс же больше напоминал бродягу: вечно потрепанная одежда, длинное и узкое лицо, всклокоченная борода. (Его сын уверял, что отец никогда не брился.) Старлинг был оптимистичным, общительным и импульсивным. Его больше всего интересовали результаты. Бейлисс же был осторожен, замкнут и уделял много внимания деталям. Ему нравился процесс. Говорят, что Бейлисс был настолько предан своей работе, что поначалу даже отказался от церемонии посвящения его в рыцари в Букингемском дворце, потому что по времени она совпадала с конференцией по физиологии[5]. Двое ученых даже состояли в родственных отношениях: Бейлисс женился на сестре Старлинга Гертруде, такой же красавице, как и ее брат[6] (Henderson, 2005b). Старлинг же нашел себе богатую партию: он женился на Флоренс Вулбридж, вдове своего бывшего учителя Леонарда Вулбриджа[7].
Они были выдающимися физиологами еще задолго до своих судьбоносных исследований гормонов. Они изучали сердце, собирая данные для закона, который позже назвали законом Старлинга: он связывал силу сокращения сердца с силой его расширения. Они исследовали передвижение иммунных клеток по организму. А еще они изучали волнообразные движения, которые проталкивают пищу по кишечнику, и назвали ее перистальтикой – от греческого («обхватывать») и («сжимать»).
Вдохновленные русским коллегой Иваном Павловым, два физиолога переключились с исследования сил, управляющих организмом, на его внутреннюю секрецию. Именно так они занялись эндокринологией, что привело к тому самому эксперименту с собакой, последующей демонстрации на лекции и, в конце концов, к судебному иску. Старлинг и Бейлисс решили проверить недавно выдвинутую Павловым теорию о том, что нервы передают сигналы от кишечника к поджелудочной железе, вызывая выделение химических веществ.
16 января 1902 года Старлинг и Бейлисс провели потрясающий в своей простоте эксперимент. Сделав собаке анестезию, они удалили ей нервы возле кишечника. Будет ли поджелудочная железа по-прежнему выделять свои пищеварительные соки? Если да, значит, сигналы от кишечника к поджелудочной железе передаются не посредством нервов, а каким-то другим способом. Если же вещества выделяться не будут, то Павлов прав: сигналы передаются через нервы.
Бейлисс и Старлинг скормили собаке кислую кашицу, по консистенции напоминающую переваренную пищу. Несмотря на отсутствие нервных окончаний, поджелудочная железа все равно выделила свои соки. Они пришли к выводу, что сигналы в поджелудочную железу отправляет таинственное химическое вещество, а не нерв.
Затем они удалили часть кишечника собаки и смешали ее с кислотой. Как и в предыдущем случае, они имитировали переваренную пищу. Но на этот раз они решили ввести эту смесь в организм не через рот, а внутривенно, чтобы она вообще не проходила через нервы вблизи от поджелудочной железы[8].