Шрифт:
Бальмонт низко поклонился.
Соколов, ни слова не говоря, прошел к балконным дверям, повернул бронзовую ручку замка, открыл обе высокие половинки. Ворвались клубы морозного воздуха. Все невольно отпрянули в глубь залы.
Соколов подошел к поэтам, с оторопью взиравшим на атлета. Он вдруг схватил поэтов за шиворот, оторвал от пола и понес на балкон.
Поэты болтали ногами, размахивали руками, пытаясь вырваться из железных клещей Соколова. Бальмонт зарычал:
– Да как вы смеете? Я пренебрегаю вашей дерзостью, отпустите немедленно!..
Из залы раздались крики ужаса:
– Не бросайте их вниз, граф! Разобьются!..
Соколов цыкнул на защитников, путавшихся под ногами, и швырнул несчастных крикунов на балконный пол, засыпанный снегом.
– Не выйдете, пока насмерть не замерзнете! – Наглухо закрыл обе створки дверей и встал возле, скрестив на груди руки и не позволяя вызволить поэтов, вывалявшихся в снегу и отчаянно стучавших в стекла. Сквозь двойную раму доносились жалобные голоса:
– Сейчас же выпустите, не безобразничайте! Караул, по-мо-ги-те!
Некоторые из гостей смеялись, другие, во главе с Книппер, возмущались и наседали на Соколова:
– Граф! Как вы можете позволять себе такое! Что же это такое, знаменитые поэты замерзнут. На дворе лютый мороз! И с улицы народ видит, смеется…
Соколов равнодушно отвечал:
– Замерзнут, туда им и дорога.
Книппер волновалась:
– Но за такие проделки вас, граф, на каторгу упекут!
– Не думаю! Я встал на защиту чести моего государя, и мне стыдно за тех, кто аплодировал гнусным стишкам.
– У нас свободное государство, и каждый волен высказывать свои мысли.
Соколов резонно возразил:
– Если у нас уже есть свобода, так чего добиваются эти и подобные визгуны?
За своей спиной Соколов услыхал звон разбитого стекла. Это Бальмонт так стукнул ладонью, что полетели осколки, а рука обагрилась кровью.
Женечка жалобно простонала:
– Милый Аполлинарий Николаевич! Не надо в моем доме устраивать скандалы. Пусть каждый говорит что хочет. Тем более поэты. Они вольны излагать свои фантазии…
Соколов перебил:
– Они вольны оскорблять моего государя?
В голосе Женечки послышались слезы.
– Прошу, умоляю, граф, откройте двери…
– Только ради вас. – Соколов смилостивился, распахнул двери. – Выходите, полоумные. Еще раз узнаю, что мараете честь государя, утоплю в проруби. Прямо напротив Кремля, в Москве-реке. При всех заявляю: я слово сдержу.
Закоченевшие поэты ввалились в гостиную. На них было жалко смотреть: вываленные в снегу, скрюченные от мороза. Бальмонт непримиримо потряс в воздухе кулаком:
– Все равно рухнет ярмо самодержавия!
Соколов сделал (явно в шутку!) угрожающее движение:
– Что такое?
Поэты бросились вон из дома, где типы в военных мундирах настолько серы, что не понимают высокой поэзии. Красавец Бальмонт все же не успокоится, он будет писать ругательные стихи и печатать их. В 1901 году суд запретит ему проживать в столичных городах. Придет день, и мечта поэта осуществится – самодержавие падет. Теперь Бальмонт на своей поэтической шкуре испытает все прелести революции: голод, ужасы расправы, реквизиции. Он бросится спасаться в буржуазную Францию, где и помрет с признаками помешательства в приюте для бедных в 1942 году.
Брюсов умрет много раньше, воспевая Ленина, большевиков и их кровавые деяния.
Командировка в участок
Женечка, желая перевести вечер в другое русло, послала лакея на кухню:
– Беги, скажи, что пора начинать ужин. – Вдруг она страшно удивилась: – Боже мой! Взгляните, граф, на диван. Мои социалисты уже вовсю храпят. Что с ними?
– Перепили, не иначе, – притворно вздохнул Соколов. – Такие славные ребята! Им только кистени – да на большую дорогу.
Мимо проплыла княгиня Гагарина, держа возле носа платок:
– Фи, какой омерзительный аэр!
Женечка со вздохом согласилась:
– Да, запах идет кошмарный.
– Перейдем в другое помещение! – Соколов увлек за собой хозяйку.
Гости уже откровенно потешались над перепившими социалистами, морщили носы и отходили подальше от дивана. Женечка жалобно сказала:
– Аполлинарий Николаевич, зачем вы гостей обижаете? Прошу, не надо…
Соколов укоризненно заметил:
– Другой раз всякую рвань приглашать не станешь!