Шрифт:
– Конечно, конечно! Вот еще, тут пятьсот рублей. Моя посильная лепта…
Но сегодня Азеф был непреклонен. Он решительно произнес:
– Вашу пьесу мы напечатаем, поставим в Художественном театре, будет все прекрасно: театр полон, ложи блещут! Овации, шампанское, раздача автографов! Но теперь надо помочь нашим товарищам в Женеве, которые умирают от голода, нужно оплатить контрабандистов, таскающих через границу транспорты с нелегальщиной. Хотя бы еще рубликов пятьсот…
Женечка помялась, но сказала:
– Сейчас при мне нет, завтра к вечеру достану…
– Спасибо, демократическая Россия, сбросившая ярмо деспотии, вас не забудет. На обломках самовластья золотом напишут ваше замечательное имя – «Евгения Немчинова»! – Азеф поднял вверх палец. – Только договоримся раз и навсегда: о ваших пожертвованиях – никому ни гугу. Этого требует конспирация и ваша личная безопасность.
– Ясно! – прошептала, леденея от восторга, Женечка.
Азеф выскочил на улицу, ему хотелось петь, ликовать: он разбогател в мгновение ока! Счастливо улыбнулся, прошептал:
– Хаим Житловский, вы из этих денег не получите ни копейки. Учитесь зарабатывать честным трудом, а не побираться. Так-то! Ну а теперь на Тверскую, к сладким девочкам Иды Кремер! Развернусь во всю ширь! На такой капитал и пошуметь не грех…
Главное – напугать
Утром Азеф сидел в кабинете Ратаева. Тот широко улыбался, подливал Азефу коньяку и был счастлив. Охранка прежде ничего не знала о глубоко подпольной типографии. Побарабанил пальцами по столу:
– Типография, типография! Надо выявить, где ее поставили. Мы знаем только то, что она в Финляндии, а это все равно что выловить премудрого карася в Финском заливе. И другая задача: даже если выясним ее нахождение, то оставлять ее нельзя и арестовывать нельзя. Вам известно, что финны не приняли закон о выдаче политических преступников? Как быть?
– Надо напугать!
– То есть? – Ратаев вперил любопытный взор в Азефа. – Каким образом напугать?
Азеф сказал:
– Это так просто! Проставьте на почтовом конверте штемпели княжества Финского и опустите в почтовый ящик Аргунова.
– Пустой конверт? – изумился Ратаев.
– Зачем пустой? – Азеф с грустью посмотрел на собеседника. – С запиской, желательно на финском языке: «Шпики пронюхали о типографии, грозят серьезные неприятности. Доброжелатель». И осторожно следите за Аргуновым. Как только он найдет какого-нибудь чухонца (их в Москве сотни!), который ему переведет текст или, вероятнее, сделает перевод с помощью словаря, так тут же отправит в Финляндию шифрованную телеграмму: «Демонтируйте!» Так узнаете адрес типографии, и, вероятнее всего, она перестанет существовать.
– Гениально! – Ратаев обнял Азефа, расцеловал. – Что коньяк не пьете? Прошу, шустовский!
В тот же день специалист-график фальсифицировал почтовые штемпели на конверте. На другое утро письмо лежало в ящике у Аргунова. Не прошло и суток, как в Хельсинки полетела шифрованная телеграмма: «Типография провалена, срочно демонтируйте!»
Аргунов, Чепик и самая красивая девушка партии, с которой Азефу только предстояло познакомиться, – Дора Бриллиант, собравшись в Доброй Слободке, ломали головы: какой благодетель прислал письмо? Предположений было много, верного ответа – ни одного. Пришли к выводу: это кто-то из полицейских, сочувствующих революции.
Ратаев занимался любимым делом: самостоятельно и весьма ловко печатал на ремингтоне «Агентурные сведения» в Петербург:
«21 декабря 1899 г.
Коснусь теперь деятельности нового Приятеля (одна из агентурных кличек Азефа. – В. Л.). Помимо Немчиновой, Соломона, Артура Блюма, он познакомился со стародавними нашими знакомыми… Покровскими, крестником Особого отдела Левинсоном (фармацевтом); проник в общество вспомоществования лицам интеллигентных профессий…; принят в сотрудники затеваемого Немчиновой „Общедоступного техника“… и, наконец, зачислен в издательскую немчиновскую группу, которая образовалась после получения Немчиновыми громадного наследства… Словом, перспектива рисуется у него (Азефа) прекрасная…»
Тем временем в Финляндии начался переполох. Решили срочно типографию демонтировать и подыскать для нее другое место, а именно в сибирской глухомани.
…Авторитет Азефа в глазах охранки подскочил до верхнего предела. Замыслы Азефа действительно были гениальные. Великий агент приступил к осуществлению задуманного.
Тяжелая наследственность
Семейная война
Во «Всеобщей компании электричества» Азеф быстро завоевал авторитет. Он был толковым и энергичным работником, его голову распирали неожиданные и смелые идеи, которые шли на пользу дела. Жалованье выросло до ста семидесяти пяти рублей.