Внезапно Уэйд ощутил острую, непреодолимую потребность навестить своего старого друга. Они не встречались давно, с самого Рождества, да и повидать Лизу и детей — его крестников! — тоже будет приятно. К тому же Тим может придумать, как лучше выбраться из этой пренеприятнейшей истории с Шоном. Может, он решит сам поговорить с братом. И вообще вместе они лучше сообразят, что сказать родителям.

Так что он в своем праве. А если понадобится вносить залог за тетю Ив после ее беседы с начальником полиции Спальей, что ж, его родители в городе. Пусть им и звонит.

Решено! В Коннектикуте он отвлечется от всех сегодняшних неприятностей.

Но те метафорические тучи, сквозь которые пробилось солнышко в Лейквью, в Коннектикуте превратились в настоящие, и Уэйд начал жалеть о своем импульсивном решении совершить эту поездку, но не поворачивать же обратно?

Лишь под вечер, измотанный тяжелой дорогой, он въехал в опрятный поселок рядом с военно-морской базой, где жили Тим и Лиза Шилли.

У него было такое чувство, словно он плывет на лодке по полноводным каналам. Сточные канавы не справлялись со своей работой; а при том, что поселок находился на уровне моря, воде и вовсе некуда было деваться. По тротуарам стремительно неслись дождевые потоки.

Но все это перестало волновать Уэйда, едва он остановился позади маленького коричневого «Шевроле» Даны. В одно мгновение испарилась усталость. Его охватило радостное нетерпение, которое он попытался объяснить себе предвкушением встречи со старым другом.

И это ему почти удалось, пока он не увидел Дану в кресле-качалке на веранде дома. Уэйд застыл, пораженный острым ощущением счастья.

Он мгновенно забыл о том, что вчера они расстались почти враждебно. Конечно, ее поведение было возмутительным, почти циничным. Мало того: она выставила его прочь и обрекла на мучительную, бессонную ночь, каких он прежде ни разу не переживал. Бессонница никогда не беспокоила Уэйда. До вчерашнего дня он славился тем, что спал как дитя, что бы ни случалось. Но сейчас, ликуя только оттого, что снова увидел Дану, он простил ей все.

Дана сидела в кресле, поджав ноги. Она спряталась на веранде, как можно ближе к стене, чтобы укрыться от потоков воды. Она, увидев, что к дому бежит Уэйд, вскочила. Уэйд, здесь? Приземлись сейчас на лужайке летающая тарелка, из которой посыпались бы маленькие зеленые человечки, она и то была бы поражена меньше.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она, едва он переступил порог.

Хотя Уэйд пробежал через двор со спринтерской скоростью, дождь все же его не пощадил. Ничего не ответив, он стал отряхиваться. Дана шарахнулась прочь, чтобы не промокнуть.

Или чтобы не оказаться слишком близко?

Уэйд помрачнел. Она явно не разделяла того воодушевления, которое испытал он, едва ее увидев. И правда, с чего ей радоваться? То, что произошло вчера, ничего для нее не значило. Как там она заявила, перебрала, мол, какого-то бангладешского зелья, вот и перевозбудилась.

Скверное настроение, рассеявшееся при виде нее, навалилось на него с удвоенной силой.

— Приехал повидать Тима, — ответил он воинственно. — Своего лучшего друга. Есть возражения?

— Почему ты приехал сегодня? — Ее вопрос был больше похож на обвинение.

— Захотел и приехал. Кажется, я не должен спрашивать у тебя разрешения. — Теперь Уэйд был сама холодность. — А ты-то сама что здесь делаешь?

Их глаза встретились. И наполнились ужасом от одновременной догадки.

— Ты хочешь рассказать Тиму о том, что случилось вчера? — воскликнули оба разом. И так же хором ответили:

— Нет!

Оба внимательно наблюдали друг за другом. Дана глубоко вздохнула, ее губы приоткрылись, и Уэйд поспешно отвел взгляд; ему нестерпимо захотелось поцеловать эти нежные губы, прижаться к ней, овладеть.

Он рухнул в освободившееся кресло и бросил на колени свою синюю ветровку, чтобы скрыть слишком очевидные признаки охватившей его страсти.

— Дана, — начал он дрожащим голосом.

— Не смей меня так называть, — резко оборвала она.

— Почему? Это же, в конце концов, твое имя.

— Ты никогда меня так не звал. Не стоит менять привычки.

Она отвернулась и стала смотреть на дождь, который немилосердно хлестал по нежным весенним цветам, прибивая их к земле, придавая всему мрачный, угрюмый, унылый вид.

Под стать ее собственному настроению.

Она заснула на рассвете, проплакав всю ночь. Это она-то, которая никогда не проливала слез из-за мужчины. Дана вообще в последний раз плакала по-настоящему несколько лет назад, на похоронах милого дедушки Шилли. В общем проснулась она с твердой решимостью перевернуть эту злосчастную страничку жизни и никогда к ней не возвращаться.

Она держала данное себе слово, пока ехала в Сейгертаун, пока разговаривала с Поллаками, многочисленными докторами, пока переснимала медицинские отчеты. Но на обратном пути на нее вновь нахлынули мрачные мысли. Было больно от сознания, что Уэйд Саксон окончательно и бесповоротно ее отверг.