— И чем же мне предстоит заниматься? — напрямую спросил Мазур.

— Не спешите, — с милой улыбкой ответил алькальд. — Я вовсе не собираюсь немедленно нагружать вас поручениями. Какое-то время нужно будет разгребать все эти авгиевы конюшни, оставленные предшественником… Но, будьте уверены, ваш час придет, и весьма скоро. — Он поморщился с искренней брезгливостью. — Чертов Рамирес… Это уже выходит за рамки политической борьбы… Какова штучка…

Он достал из ящика стола тот самый вальтерок с глушителем, повертел его в руках, держа довольно умело, протянул Мазуру:

— Рамирес, конечно, мерзавец, но игрушка хороша…

— Безусловно, — согласился Мазур, повертел пистолет, вернул собеседнику.

Тот решительно отстранил его руку:

— Оставьте себе. У вас глаза разгорелись… Молодые люди любят такие игрушки, я понимаю. Считайте это маленьким подарком, совершенно несоизмеримым той услуге, которую вы мне уже оказали.

Мазур с непритворным удовольствием опустил пушку во внутренний карман пиджака, глушителем вверх, нерешительно спросил:

— У меня с ним не будет… проблем?

— Джонни! — укоризненно воскликнул алькальд. — Вы — мой друг, член команды, какие тут могут возникнуть проблемы? Начальник полиции весьма разумный человек, он уже успел принести заверения, присягнуть на верность… Менять его нет смысла, гораздо проще и выгоднее держать на коротком поводке, используя все, что о нем к настоящему моменту известно… В общем, любой мой друг, любой преданный сотрудник, усердно работающий на благо народа и его представителей в лице новой администрации, может не бояться каких-то неприятностей с полицией. Носите смело… — он сделал паузу, принял озабоченный вид. — Вот, кстати, о начальнике полиции, Джонни… Он только что приходил ко мне посоветоваться по крайне деликатному вопросу, касающемуся вас…

— В чем дело? — насторожился Мазур.

— Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки… — алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил перед Мазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой красной линией.

Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал ни слова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смысле сочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу. Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близко к исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке. И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составлен согласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.

— Это еще что? — хмуро спросил Мазур.

— Пустяки, — с беззаботной улыбкой ответил алькальд. — Обычный розыскной лист, который рассылают по всем провинциальным полицейским управлениям, в любом участке их на стене налеплено множество… Ничего такого, из-за чего стоило бы принимать экстраординарные меры. Рутина…

«Хорошо тебе говорить», — уныло подумал Мазур. И пожал плечами:

— Представления не имею, чем я насолил тайной полиции…

— Успокойтесь, Джонни, дела обстоят все же не настолько плачевно… Все оттого, что вы не знаете испанского. Тайная полиция у нас именуется «политическим департаментом», «департаменто де политико», а «полисия секрета», запомните на будущее, означает всего лишь «сыскная», то есть уголовная. Существенная разница…

— Для кого как, — угрюмо отозвался Мазур.

— Господи, Джонни! — с отеческой укоризной покачал головой сеньор алькальд. — Ну, стоит ли печалиться из-за таких пустяков? Не принимайте эту бумажку всерьез. Разве у вас нет искренних друзей и надежных покровителей? Розыскной лист, какие мелочи… Тут значится, что вас разыскивают за убийство… Ну и что? Мы не в Соединенных Штатах, Джонни, где законы исполняют с тупостью мясорубки. Здесь, в Латинской Америке, кроме писаных законов, существуют еще и многовековые традиции, основанные не на слепой букве писаного кодекса, а на справедливости, учитывающей сложности жизни… Знаете, когда я был молод, лет срок назад, порой достаточно было свидетельства под присягой двух почтенных граждан, чтобы вас отпустили и даже вернули оружие, если вы кого-то застрелили средь бела дня на главной улице. Разумеется, в том случае, если вы его убили не ради вульгарного грабежа, а, скажем, защищая свою честь после смертельного оскорбления. Предположим, с тех времен много воды утекло, но принцип остался прежним. Я уже успел к вам присмотреться, Джонни. Вы — вполне приличный и порядочный молодой человек. Даже если у вас и вышла с кем-то… досадная неприятность, я уверен, пусть и не зная всех обстоятельств, что вы были вынуждены так поступить, и тот, кого постигла… неприятность, был не самым порядочным человеком, и вы имели веские причины… Так что не сидите со столь похоронным видом. Человек силен друзьями и покровителями, а у вас хватает и тех и других. Конечно, следует предпринять кое-какие немедленные меры… — он требовательно протянул руку. — Давайте сюда все ваши бумаги. — И придвинул к себе большую глубокую хрустальную пепельницу, положил рядом длинную коробку толстых спичек для разжигания сигар. — Ну?

Мазур какое-то время колебался. Нельзя было исключать, что дон Санчес попросту берет его на пушку, блефует согласно каким-то потаенным, далеко идущим планам. С другой стороны, бумажка могла оказаться и настоящей, пущенной в коловращение полицейского механизма то ли после безвременно смерти капитана Агирре, то ли после печальной истории с супругами Ройс. В любом случае, выбора нет. Ссориться сейчас с алькальдом — себе дороже…

Мазур протянул оба документа через стол. Алькальд проворно выдрал листики из обложек, тщательно порвал на кусочки, сложил их в пепельницу и поднес спичку. Вспыхнул крохотный костерок, в котором быстро сгорала насквозь придуманная жизнь…

— Вот так, — энергично сказал алькальд, вороша пепел полусгоревшей спичкой. — Нет больше никакого австралийца с непроизносимой фамилией. Пусть ищут хоть до Страшного Суда…

— А как же…

— Дайте только срок, мы все уладим. Здесь, в этой провинции, вам нет нужды опасаться каких бы то ни было неприятностей, пока вы имеете право называть себя моим другом и соратником. А тем временем я использую кое-какие в связи в столице, в департаменте иммиграции. У меня там старые друзья. Через месяц-другой у вас будет нормальный здешний паспорт, сделаем вас иммигрантом, натурализовавшимся и получившим гражданство по всем правилам. Комар носа не подточит. Между прочим, никто вам не мешает оставаться австралийцем — разумеется, фамилию подберем другую… и тут же переиначим на испанский лад. Можете мне поверить, я не даю пустых обещаний… А об этом, — он брезгливо смял розыскную афишку, — право же, забудьте. Хотя… вам не мешало бы раз и навсегда решительно изменить внешность, избавиться и от бородки и от усов, поменять прическу. Так надежнее. Согласны со мной?