— Что же случилось потом? — я вновь принялась рассматривать рыцаря, поднимала и опускала забрало его шлема, изучала нарисованное лицо.

— А потом воспитанием сына занялся лорд Торнтон. Игрушки были отобраны. Лорд велел нам уничтожить их, но мы не решились, — тихо ответила госпожа Кроуст. — Спрятали только. Думали, может пройдет время, отец успокоится, и мы вручим их назад молодому наследнику. Да куда там.

— Его просто лишили детства. В один день. Отняли игрушки, запретили гулять и играть. Началась одна сплошная муштра и обучение. За любое неповиновение лорд лично высекал мальчика розгами и запирал в подвале, — продолжил мужчина.

— Лорд Леонард так отчаянно сопротивлялся. Первые полгода. Весь синий ходил от побоев, похудел так, что одни косточки остались. Лорд Торнтон запрещал его кормить за непослушание, держа на хлебе и воде.

— Но как же его жена? — сглотнув, подступивший ком, спросила я. — Как она могла допустить такое издевательство над собственным ребёнком?

— Ей было всё равно, да и занята была миледи, ребёнка ждала. Целыми днями лежала в постели и тяжело вздыхала. Только о себе и думала.

— А мальчик остался один на один с извергом и садистом, — горестно покачал головой Франк. — Если бы его видели тогда, леди Айола. Такой солнечный ребёнок был, улыбался, играл. А как смеялся… Ничего не осталось.

— Осталось, — поправила его экономка и осторожно коснулась руки мужчины. — Простите нас, но мы до сих пор с болью вспоминаем те годы, а сделать ничего было нельзя. Лорд Торнтон так решил. За любое неповиновение и помощь лорду Леонарду, даже кусочек хлеба, выгоняли, лишали рекомендаций. И мы молчали. Смотрели и молчали. Но не вышло вытравить из мальчика человеческое, не вышло.

Я с трудом заставила себя положить рыцаря в сундук. Меня буквально трясло от боли и ужаса. Перед глазами возник хорошенький русоволосый мальчишка, которого предал весь мир и родители.

Хриплый вздох и мокрые щеки. Я и не заметила, как слёзы потекли из глаз.

— Лорд Леонард хороший и человеческое ему не чуждо, — согласился Франк. — Как бы его отец ни старался, чувства живы.

— Когда леди Селине исполнилось пять, лорд Торнтон тоже решил провести с ней ту же программу обучения, — неожиданно заявила женщина и я едва смогла сдержать крик.

— Селина?

Весёлая, обаятельная, с лучистыми синими глазами.

— Он как узнал, что отец задумал сотворить такое с девочкой, как с цепи сорвался, — подтвердил повар. — Всегда такой строгий, серьёзный, не улыбался никогда. А тут вдруг начал дерзить, ругаться, не слушаться.

— Внимание переключил. Ох, миледи, я помню его кровавую ухмылку и ненависть в глазах, которыми смотрел на отца, когда тот вновь его избил. Худенький совсем, десятилетний, а такой стойкий.

— Но ведь получилось. Только лорд Торнтон думал взяться за воспитание дочери, как он тут же становился между ними.

— Спас девочку от той участи, которая досталась ему. Потом леди Селина уехала в пансион и стало легче, — вытирая передником выступившие слёзы, произнесла экономка. — Если бы знали, как мы рады, что вы стали его женой.

— Лишь вы сможете вернуть лорда Леонарда. Что бы он ни говорил, он умеет чувствовать и любить.

— С вашей помощью он оживёт и будет счастлив.

Я даже не знала, что сказать, лишь осторожно закрыла сундучок и стёрла пыль с крышки.

— Я могу взять это себе?

— Да, конечно. Мы для этого и привели вас сюда, — закивала пожилая женщина.

— Спасибо, — быстро стерев слёзы, я поднялась с колен и обратилась к повару. — Вы не поможете отнести его в спальню?

— Да, миледи. Простите, что расстроили вас. Но думаем, вы должны были знать.

— Да, должна. Спасибо.

«Ох, Леонард, как же всё запуталось. Какой же ты на самом деле? Что скрывается за твоей маской холодного аристократа? И возможно мне было бы легче, если бы ты был таким, как кажешься…»

— Как прошел день? — граф Элкиз вошел в покои и развязал шейный платок, чувствуя, как болят затёкшие плечи.

Работа отнимала очень много времени. Может это и хорошо. Они стали слишком близки с Айолой. А этого допускать нельзя. Просто жена и всё, ничего большего.

— Хорошо, — молодая женщина сидела у зеркала, медленно водя расчёской по светлым волосам. — А у тебя?

— Неплохо, — он бросил пиджак и подошёл к жене, властно обнимая за плечи, ловя её лучистый, открытый взгляд в отражении зеркала.

— У меня для тебя кое-что есть, — произнесла она, положив расческу и встав.

Ему было не до подарка и, если честно, всё равно. Граф Элкиз мог купить себе всё сам. Нужна была лишь она.

Тонкая сорочка не скрывала соблазнительного тела, от взгляда на которое у него перехватывало дыхание. Интересно, это когда-нибудь закончится? Это жуткое первобытное желание обладать, трогать, ласкать?