Шрифт:
15.3.1944
Сегодня пришли добрые вести: Фелека освободили 10 числа. Он успел побывать в КРИПО, в гестапо и в тюрьме Павиак. И всюду - допросы и пытки. Немцы хотели вырвать у него признание, что он строил укрытия для евреев, и выпытать адреса и имена этих евреев.
Фелек выстоял под пытками, не прельстился обещаниям выпустить его на свободу и твердил свое: "Я - поляк - стал бы жертвовать жизнью ради жидов? Знал бы я только, где они", - повторял он на допросах.
Но немцев не так просто обмануть. Они вновь пытали его, пересылали из одной тюрьмы в другую, но почему-то не догадались сделать обыск на Твардой, 31. Может, не подозревали, что он дойдет до такого нахальства: будет прятать евреев у себя в доме?
Сын польского народа, который прошел через тюрьмы санации, когда он сидел за коммунистическую деятельность, теперь показал свою душевную красоту, защищая жизнь евреев. Он рисковал собой, спасая нас.
Фелека, конечно, не освободили бы по "отсутствию состава преступления", просто в Павиаке он сумел купить своих мучителей, обещав им солидный куш. Когда его, избитого, измученного, выпустили, он заплатил своим "спасителям" 20 тысяч злотых.
20.4.1944
Начался еще один день, обычный день в ряду похожих друг на друга печальных дней.
И не радует нас яркое солнце, заглядывающее в окна сквозь густые ветви деревьев, окутавших зеленым покрывалом дом.
Нам теперь еще тяжелее: Бронек, Галина и Юрек ушли в другое место, и мы остались вдвоем: Грайек и я.
А кончился этот день совсем не так, как начался, и не как другие дни.
Уже стемнело. Мы сидели, углубившись в чтение, вдруг кто-то рванул крышку погреба, и грубый женский голос выкрикивал: "Жиды, выходите, не бойтесь". Это было так неожиданно, что мы совсем растерялись. Вот и настало то самое страшное, чего мы боялись с той минуты, как пришли сюда.
Нет смысла прятаться. Надо выходить. Сверху доносился еще голос мужчины, тоже незнакомый. А в доме шум, крики, ругань. И незнакомые люди: женщина среднего роста смотрит сердитыми, пронизывающими глазами, высокий мужчина в военной шинели. Оба ругают наших хозяев последними словами. А в углу молча стоит наша новая "приятельница" еврейка, и ей тоже достается от гостей.
С нашим появлением "беседа" прекратилась. Хозяин старается успокоить нас, он представляет нам гостей: супруги Квятковские.
Сколько мы слышали о них, как боялись их, а теперь они здесь. Присутствие еврейки-вымогательницы лишь усиливает наше беспокойство: нет сомнения, банда решила с ее помощью покончить с нами. Маска упала с ее лица. Напрасно тратили мы деньги, помогая ей. Вся эта ссора не более, как притворство.
Вдруг Квятковский исчез. Стефан тут же бросился вслед, хозяйка не замедлила выскочить за ними. Во дворе - перепалка. Стефан не отпускает Квятковского. Тот все твердит, что идет за папиросами. Хозяйка уговаривает Стефана вернуться в дом: Квятковский не сделает ничего плохого, она даже пытается растолковать ему, что и шинель то у него не военная, это форма рабочих газовой компании.
Стефан вернулся. Пробуем заговорить с пани Квятковской, выяснить, какова причина этого шумного визита. Но нас больше волнует исчезновение Квятковского: вернется с папиросами или приведет немцев?
Минут через десять он вернулся и швырнул на стол пачку папирос, угощает нас.
Наконец мы начинаем понимать, что взбаламутило это болото. "Наша" еврейка рассказала Квятковским, что евреи, скрывающиеся у Викты, знают о делах этой шайки, шантажировавшей евреев. Квятковские боятся, что подполье, с которым мы связаны, тоже узнает об этом, и тогда им несдобровать.
Квятковские злятся на своих "компаньонов"- Викту и "нашу" еврейку, которые свалили всю вину на них, Квятковских. Они, оказывается, пришли, чтобы задобрить нас и доказать свою лояльность, а заодно выяснить, кто их "продал".
Следствие вылилось в ссору, и дело дошло до драки. Видно было, что выяснение отношений с сообщниками для них все-таки не столь важно: пан и пани Квятковские из кожи лезут, чтобы завоевать наше расположение. Мы нагнали на них страху, и им дозарезу надо освободиться от него. Мы пошли на мировую. Дело кончилось крепкой выпивкой и закуской. Пьяные, они рассказали нам то, что, будучи трезвыми, скрывали бы.
Квятковские вспомнили, что пора уходить, когда настал уже комендантский час. На всех "спальных мест" не хватало, и потому пьянка продолжалось до утра.
Все хорошо, что хорошо кончается: мы расстались друзьями с теми, кого сначала так боялись.
Теперь и наши хозяева, и Квятковские обеспокоены только одним: а что, если мы попадемся не по их вине, как они оправдаются? И они обещают беречь нашу тайну строго-настрого.
Мы спустились в подвал успокоенные. Легче стало на сердце.