— Стоп, — скомандовал он, остановившись в подходящем месте. — Все валятся на землю, можно хлебнуть пару глотков и вытянуть сигаретку.

С самым блаженным выражением лиц все, кроме него, повалились там, где стояли. Чугунков сразу полез за флягой, присосался. Мазур бдительно следил за ним и вскоре схватил за руку:

— Стоп! Кому сказал?!

Оглядел всех, подметив, как Виктория страдальчески морщится, широко разведя ноги, шагнул к ней:

— Штаны спусти.

— Вы что…

— Штаны спусти, говорю! — прикрикнул Мазур.

Она, испуганно таращась, повиновалась. Ну да, так и есть — плавочки синтетические, узкие, тесные, впились в кожу, не рассчитаны на беготню по тайге…

— Скидывай-ка плавки быстренько, — сказал Мазур, повернулся к Ольге. — Тебя тоже касается, от жары и беготни скоро кожу натрет неимоверно… У кого еще трусы узкие и тесные, мигом стягивайте! Ну-ка, продемонстрируйте!

Сам он обожал трусы просторные, семейные — точно таких же вкусов, оказалось, придерживался и толстый Чугунков. Зато доктору пришлось снять обтягивающие плавки, раскрашенные в цвета американского флага. Весь этот стриптиз проделывался в темпе, без малейшего стеснения. Достав из рюкзака камень потяжелее, Мазур завернул его в снятые плавки, осмотрелся и запустил в сторону, подальше, вниз.

— Ну вот, полегчало? — хмыкнул он, сунул в рот сигарету. — Полежите пока…

Разделавшись с сигаретой в полдюжины жадных затяжек, Мазур отошел метров на двадцать, выискивая место, откуда смог бы глянуть на окрестный пейзаж. Отыскал.

Вот и березняк виднеется. И сопка, которую они обогнули, и сопка, которую перевалили по склону. Можно определить, откуда начался бег… Ага. Ну что же, километров десять отмахали, совсем неплохо с такой командой.

Прошел вдоль гребня еще с полсотни метров, теперь он не видел и не слышал товарищей по несчастью. Двинулся еще дальше — все не открывалось удобной точки, откуда мог бы посмотреть вперед, по ходу.

Ну, наконец-то, открытое место… Куда ни глянь — поросшие лесом сопки, словно могучие складки на коже неведомого чудовища. Кое-где виднеются обнаженные бурые утесы, мутно-белые каменные осыпи, равнины — ковры из тугой зеленой ваты. Впереди, километрах в трех, змеилась неширокая река. Обойти ее никак не удастся, придется форсировать вброд — вряд ли глубокая, отсвечивает под солнцем светло-голубым…

Со всех сторон — дикое, изначальное безлюдье. Пейзаж, не изменившийся за миллионы лет. Конечно, здесь миллионы лет назад плескалось море — но там, где тайга уже была, она выглядела точно так же, как сейчас… нет, миллионы лет назад еще не существовало вроде бы сосен и кедров, росли какие-то другие деревья, но все равно, дикий лес под равнодушным небом способен был проглотить тысячи подобных живых песчинок, даже не заметив. Только сейчас, глядя с высоты на раскинувшиеся вокруг зеленые просторы, Мазур понял, что ему предстоит — и веселее от этого не стало. Нужно возвращаться и гнать их вперед, пока тоже не стали задумываться, осознавать глухую безбрежность…

Что это там, позади?

Мазур напрягал глаза до рези, так, что начали слезиться. Не движение даже — тень движения, в самом начале преодоленного ими маршрута, едва заметное перемещение ухваченной не взором, а звериным инстинктом белой точки…

Положительно, белая точка существовала в реальности — но глаза уже слезились так, что дальнейших ее перемещений Мазур не мог рассмотреть. Ничего другого, только эта белая точка. Собака? Может отыскаться у Прохора в закромах хорошая лайка? Да запросто. В комплекте с парочкой таежных следопытов.

Попыхивая на ходу второй сигаретой, он быстро зашагал назад. Толстяк, сволочь такая, вновь присосался к фляжке, уже отполовиненной, и Мазур мимоходом легонько пнул его под копчик. Достал из рюкзака пачку сигарет, оторвал фильтры жменей и, опустив руку в карман, искрошил там табак вместе с бумагой — пора заняться следами…

— Поднимайтесь, — сказал он негромко. — Могу обрадовать: кажется, появились охотнички. Далеко, конечно, но с посиделками пора кончать… Трусцой под горку!

Задержался и обработал табаком следы на широком пространстве, прошел метров десять, посыпая трухой путь отхода. И вдобавок побрызгал водочкой. Собачке этого хватит выше крыши, враз сойдет со следа, болезная…

У подножия сопки повторил те же манипуляции, извел весь запас — и вывернул карман, старательно вытрясая последние крошки. Только бы речка и впрямь оказалась неглубокой — вряд ли их собачка дрессирована по спецметодике… а если все же? Ладно, об этом пока думать не стоит…

…Она оказалась неглубокой, быстрая вода едва покрывала каменистое дно, взвихрялась вокруг больших обкатанных булыжников, вспыхивала крохотными радугами. Ширина — едва с десяток метров, и по обоим берегам сплошные россыпи окатышей. Очень похоже, в прежние времена речушка была шире — или она в этих пределах разливается весной, когда в горах тают снега и потоки устремляются в низины согласно законам физики.

— Почему стоим? — пропыхтел Чугунков.

— Отдышись, — бросил Мазур через плечо.

Он боком прислонился к толстенному стволу, сторожко выглядывая из-за него. До края леса, за которым начиналась осыпь, было метров пятнадцать.

— Полная тишина, — добавил он негромко. — Все изобразили статуи.

И продолжал всматриваться, вслушиваться, держа наган стволом вверх.

Что-то здесь было не так. То ли на пределе слышимости уловил нечто, напоминающее короткий визг собаки, то ли очень уж азартно растрещались сороки — а они, известно, провожают трескотаньем, перепархивая с ветки на ветку, и крупного зверя, и человека. Сороки кричали впереди, на том берегу — и не похоже, чтобы они перемещались. А может, все дело в неописуемом словами, но знакомом каждому понимающему человеку чутье, то ли зверином, то ли животном, то ли атавизме, то ли новом приобретении — седьмом чувстве диверсантов…