— Слава те господи, — сказал Мазур. — Хоть по равнине пройдемся…

Он ловко и быстро срубил ножом четыре молоденьких сосенки, очистил от веток. Опираясь на эти палки, цепочкой принялись спускаться. Справа протрещала крыльями взлетевшая стайка рябчиков, но сейчас было не до них, все внимание поглотил спуск — там и сям на поверхность вылезал голый камень, а чертовы кроссовки неизвестной марки на нем отчаянно скользили. Хорошо еще, не собирались пока разлезаться по швам, пошиты прочно, спасибо на том…

Мазур остановился меж крайних деревьев. Автомат оттягивал плечо, знакомо, привычно, придавая бодрости. Медленно ползли секунды.

— Почему стоим? — спросила Ольга, опустив на землю свернутую в ком куртку с немудрящим багажом.

Мазур молчал. Медленно вытащил пачку и вопреки установленному для себя лимиту — сигарет осталось мало, следовало беречь — прихватил фильтр зубами. Глубоко затянулся, выпустив дым через ноздри.

Ничуть не помогло. Он и сам не понимал, что с ним сейчас творилось. С равнины не доносилось ни звука, ярко сияло солнце, поблизости размеренно стучал по сухому стволу дятел. Здесь покой и безветрие, тишина и симметрия…

Никакой опасности не слышно и не видно. И все же он не мог идти вперед, ни шагу не мог сделать. Что-то не пускало, таившееся в нем самом. Он не должен был спускаться туда, вот и все.

На него уже поглядывали с недоумением. А он по-прежнему стоял, стиснув автомат, словно искал поддержки у своего привычного инструмента.

— Ну, мы идем? — сварливо бросил Егоршин.

Мазур даже не колебался — просто стоял столбом, прислушиваясь к себе. Никакой внутренней тревоги, беспокойства, неудобства, ничего подобного. Не болит, не свербит…

А с места не стронешься.

Такого с ним прежде не случалось. Бывают, конечно, — любой военный человек подтвердит — неописуемые словами предчувствия. Предвидения опасности, ранения, смерти. И тогда командир бомбардировщика на свой страх и риск отменяет боевой вылет, а потом техник, которого попросили проверить моторы, растерянно чешет в затылке и объявляет, что правый мотор, точно, сдох бы аккурат над вражеской территорией…

Примеров множество, рассказывать можно дотемна. Мазур и сам мог бы добавить к этой коллекции немало случаев — иные происходили с ним, иные с его друзьями. Но в том-то и соль, что всегда что-то чувствуешь, пусть и не можешь это описать.

Сейчас он не чувствовал ровным счетом ничего. Но твердо знал, что в долину не пойдет. И точка.

— Пошли, — сказал он, стряхнув оцепенение.

И стал забирать влево, где под тупым углом смыкались два крутых склона.

— Опять наверх карабкаться? — возмутился доктор.

Ничего не ответив, Мазур упрямо двигался вперед, иногда тыкая палкой в заросли папоротника. Женщины почти сразу же двинулись за ним, да и доктор, ворча и крутя головой, все же не осмелился на открытый бунт. От сердца помаленьку отлегло. Они спустились, стали подниматься.

Треск валежника. Мазур моментально прицелился в ту сторону. Меж деревьями мелькнуло серовато-белое пятно — это уносился марал, закинув голову, промчался вниз по гребню, показался в долине…

Сухой хлопок, неяркая вспышка! Взлетело плотное облачко серого дыма. Олень осел на задние ноги, рывком вскочил и кинулся бежать странными скачками, вихляя, качаясь. Снова негромкий взрыв, под передней ногой, — и рогатый покатился кубарем, забился, уже не смог встать, катался по земле, крича надрывно и жутко.

— стоять всем! — рявкнул Мазур.

И двинулся в ту сторону, пригнувшись, зорко глядя под ноги. Олень бился на том же месте, хотелось зажать уши, но Мазур помаленьку продвигался, ощупывая палкой дорогу, как слепец. Остановился, поднял бинокль к глазам, изучая широкую полосу примятой травы.

Он уже примерно догадывался, что увидит. Так и есть: меж сочных стеблей высокой травы торчали почти неотличимые по цвету, но слегка выделявшиеся изгибом и наклоном жесткие усики. Не будь ветерка, заметить их было бы гораздо труднее, но легонький ветерок дул, и настоящая трава колыхалась вовсю — а вот зеленые тугие усики, смахивавшие на листья ананаса, почти не шевелились.

Еще одно пакостное изобретение пытливого ума: легкие противопехотные мины, на иных театрах военных действий их высевали как раз с вертолетов, сотнями, с приличной высоты. Входит глубоко в землю, выбрасывает усики, достаточно мимолетного прикосновения… Модель устаревшая, но весьма эффективная. В иных уголках земного шара их можно закупать хоть вагонами, были бы денежки.

Мина-крошка, конечно же, не убивает — кишка тонка. Даже специальные ботинки с особой стелькой от нее уберегут. Но человеку в нормальной обуви покалечит ступню. На то и рассчитано нехитрое противопартизанское оружие: чтобы было как можно больше раненых, становящихся обузой для затерянного в джунглях отряда…