— Это точно, досточтимый. Как только в Карфагене "узнают от разведки" о панцирных слонах Масиниссы, несложно будет разыграть панику со слёзной жалобой римскому сенату. А оттуда пошлют очередное посольство, которое увидит всё собственными глазами — ведь ради эффектного парада своих лучших войск эти дикари из кожи вон вылезут, гы-гы!

— Верно, показуху они любят! Рим будет ошарашен возросшей мощью африканского союзника, ха-ха! Но это на суше. А на море?

Мы склонились над картой, изучая приморские финикийские города.

— Под его властью Сальде и Рузикада, — заметил я, — Но там, насколько я знаю, не очень-то хорошие гавани. Вот Гиппон-Регий — другое дело.

— Обойдётся! — ответил тесть, — Слишком жирно ему будет таким торговым портом завладеть! Сам же говоришь, что незачем помогать ему финансово!

— Тогда, получается, надо помочь ему построить чисто военный морской порт?

— Именно! Любая маленькая гавань, где сможет развернуться трирема, а док и верфь мы ему построим по карфагенскому образцу. Я даже специально для него грека-зодчего найму. Представляешь, какая там суматоха будет?

— Гы-гы-гы-гы-гы! — ага, ещё бы я не представлял! Да я представлял себе эту картину маслом в лицах и в цвете! Это ж прямо петровский флот получается — того самого, пёрднувшего первым. Линейные корабли и фрегаты океанского класса на внутренней мелководной Балтике, в пределах которой для такого флота нет и не может быть достойных его задач. Но зато — красивые, величественные, престижные — в точности, как у Англии и Голландии, этих великих морских держав. Тешат государево самолюбие, подчёркивая величие его государства. А потому — плевать на цену, плевать на технологию, плевать даже на качество, если это не слишком бросается в глаза. Главное — больше и скорее — не любят великие государи ждать. Выстроенный в спешке из не просушенного толком леса, поглотивший прорву выколоченных из народа казённых денег и укомплектованный тысячами среднерусских рекрутов, до того в глаза не видевших моря, этот помпезный океанский флот после смерти своего создателя банально сгнил за ненадобностью. Ну и стоило ли ради обезьяньей показухи "поднимать Россию на дыбы"? То же самое примерно ожидает и Нумидию, если Масинисса заглотит нашу наживку и соблазнится "морским могуществом". А он заглотит, куда ж он на хрен денется! Тупорылые обезьяны из его свиты в такой восторг придут — как же, Великая Нумидия — что хрен он их уймёт, если троном своим дорожит. И задрочит он своих несчастных подданных точно так же, как Пётр задрочил Россию. Даже немного жаль становится этих бедных нумидийцев, как представишь себе такую хрень! Увы, своя рубашка ближе к телу, а нам нужно, чтобы как можно больше неуёмной энергии Масиниссы ушло в "пшик", сработав вхолостую. И ещё нам нужно, чтобы Рим впечатлился стремительным усилением своего африканского союзника и озаботился этой совершенно ненужной ему проблемой. Глядишь — и Карфаген ему тогда понадобится ещё и в качестве боевого хомяка, а не одной только дойной коровы. Всего-то и надо для этого — произвести некоторые небольшие пертурбации…

— Макс, ты охренел! — завизжала Юлька, едва услыхав, что нам предстоит принять на довольствие больше сотни матёрых испанских наёмников, — Только этой буйной полупьяной солдатни нам ещё не хватало! Ты бы ещё папуасов голожопых набрал!

— Папуасы в Африке не водятся, — успокоил я её, — Они на Новой Гвинее, а она, считай, на другом конце шарика.

— Ну спасибо, утешил! И что с того, что они не папуасы?! Мало нам навязанных твоим тестем конвоиров! Это ты у нас латифундист, капиталист и вообще империалист хренов! Можешь позволить себе и в солдатики поиграться! А нам чем прикажешь сотню этих прожорливых охламонов кормить?! Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист! Велия, ну хоть ты-то его урезонь наконец! — ага, на женскую солидарность надеется, гы-гы! Только хрен она угадала!

— Я думаю, можно и больше взять, — задумчиво сообщила моя ненаглядная, — Это же наши, турдетаны.

— Да вы чокнутые! Вы в натуре созданы друг для друга! — Юлька окончательно выпала в осадок, после чего мы смогли наконец обсудить вопрос конструктивно.

— Я как "латифундист, капиталист и хренов империалист" беру к себе тридцать пеших и пятнадцать конных! — положил я начало "постойной повинности".

— Наполеон ты недоделанный! — буркнула Юлька.

— Половину всей конницы? А нам по пять всадников оставляешь? — нахмурился Васькин.

— А сколько ты хочешь?

— Почему бы не десяток? Я осилю.

— И в чём проблема? Арунтий просит нас принять ХОТЯ БЫ тридцать конных. Думаю, даст и больше, если сами попросим.

— Вы, два идиота, не вздумайте! — снова взвилась Юлька, — Куда нам больше! Ты, Васькин, если тоже на лошадях помешан, как и этот татаро-монгол, так забирай себе и "нашу" пятёрку, и будет тебе твой десяток!

— Мужики, мне тоже пяти маловато. Это же получается ни два, ни полтора. Давайте уж тогда и мне десяток, — подал голос Володя. Его Наташка фыркнула, но отмолчалась.

— Хорошо, не вопрос, — глупо было бы возражать против столь здоровой инициативы, — Я потом, если решу, что мне десятка конных мало, ещё у тестя попрошу.

— Тебе треуголка не жмёт? Барабан под ногой не слишком большой? — съязвила Юлька.

— Пеших сколько с Серёгой берёте? — вернул я её к обсуждаемой теме.

— Так и быть — десяток. Сволочь ты, Макс!

— Юль, у нас же только пять охранников! — напомнил ей Серёга, — Этого же не хватит, если дикари налетят!

— Рабов вооружишь! Двадцать ленивых рыл, между прочим, за которыми ты совершенно не следишь! Нечего им бездельничать!

— Охренела, что ли? Рабов вооружать…

— Поговори мне ещё! Ещё один Наполеон мне тут выискался!

— Мне — два десятка, — попросил Володя.

— Больше — не осилим, — добавила на всякий случай Наташка. На мой взгляд, они осилили бы и три десятка, если бы задались целью, но какие к ним могут быть претензии по сравнению с Юлькой?

— Десятка три я потяну, — выручил Хренио, — Больше, извини, не смогу.

Вот что значит, человек женат на античной аборигенке, а не на капризной и избалованной феминизмом современнице. Бесхозным таким образом оставался всего десяток пеших, и я взглянул на жену, которая, занимаясь нашим хозяйством, знала расклад получше меня и теперь подсчитывала наши возможности на навощённой дощечке.