Вот в таких примерно лирических красках Юлька и живописала нам те шекспировские страсти вокруг злосчастного Оппиева закона. А мне ведь та лирика по хрену, мне суть подавай — куда они там ссут? И вот тут-то лиричной нашей, возмущённой моим сугубо утилитарным цинизмом — ага, сволочь и эгоист — вспомнилось, что аж самому Катону пришлось из-за всего этого бабьего безобразия в Риме задержаться и отплытие своё в Испанию отложить. Причём, совершенно напрасно — один хрен закон тот отменили, как ни защищал его этот ревнитель старинных добродетелей. Ну, это уже совсем другое дело, это уже — как раз то самое, "куда ссут", с этого бы сразу и начинала. А то — феминизм, феминизм! Но Юлька есть Юлька — из неё полезные сведения приходится порой клещами вытягивать…

— Если так — это надолго, ха-ха! — мой тесть тоже моментально сориентировался, "куда тут ссут", — Вопрос животрепещущий, и быстро его не решить — особенно римлянам с их страстью к длинным торжественным речам!

— Заболтают, досточтимый, — подтвердил я.

— Значит, отец успеет хорошо подготовиться… Кстати, а закон-то Оппиев как? Сохранят или отменят?

— А как ты сам думаешь, досточтимый?

— Значит, отменят. Это хорошо. Повысится спрос на предметы роскоши. Как у тебя с косской тканью?

— Сырья пока маловато, досточтимый, но это поправимо.

На самом деле его уже просто не было, того сырья, Мунни давно всё спряла, а Рам — соткал, и теперь следовало дожидаться коконов от следующего поколения шелкопряда — но теперь-то их уж будут многие сотни, а не жалкие десятки. А пока мои индогреки обучают и тренируют будущих помощников на хлопке. Сырья для полноценной загрузки будущего текстильного цеха ещё нет, но сам цех — уже вырисовывается.

— Ты, Максим, молодец, что за косскую ткань ухватился — как только отменят Оппиев закон, римские матроны с цепи сорвутся и накинутся на все предметы роскоши, — поучал меня тесть, — В торговлю пурпуром тебе не влезть, туда даже мне не влезть, а вот косская ткань — это будет твоё дело, на котором ты хорошо наживёшься. Я поговорю с Ганнибалом — может быть, даже проведём через Совет постановление о нашей монополии лет на десять. А за десять лет ты развернёшь дело так, что тебе уже не будут страшны никакие конкуренты. Налоги, конечно, будут приличные, но ты ведь в цену их включишь — пускай римляне платят!

— Так и сделаем, досточтимый, — всё это я давно уж просчитал и сам.

— Ганнибал… Может, ему всё-таки можно как-то помочь удержаться у власти?

— Его не потерпит Рим. Теперь, когда там у власти группировка Катона, там больше некому защищать Карфаген и Ганнибала…

— Зато есть кому бояться и ненавидеть его, — мрачно закончил за меня Арунтий, — Да, с этим ничего не поделать. Ты говорил, ему придётся даже бежать из города?

— Да, к Антиоху. И это тоже его крупная ошибка. Этим он даст Риму доказательства своего сговора с царём царей, в котором его и обвиняют.

— Чушь! Если бы Ганнибал собирался выступить против Рима в союзе с Антиохом, уж я-то знал бы об этом! Ничего подобного он не замышляет! По крайней мере — в ближайшие годы.

— Какая разница, досточтимый? Важно ведь не то, что на самом деле замышляет Ганнибал, а то, что думают о его замыслах в Риме. А там верятт тому, чему хочется верить.

— Гм… Тоже верно… А без Ганнибала… Ну, может хоть что-нибудь можно?

— Судьба Ганнибала Барки предрешена, досточтимый. Нужен другой, новый, ещё безвестный и не навлёкший на себя ненависти Рима. Нужна достойная замена Ганнибалу — это единственное, что ещё можно сделать, — этот вариант мы обмозговывали и пришли к выводу, что можно, если осторожно.

— Где ж её взять, эту достойную замену?

— Баркиды однозначно отпадают. Отпадают и их сторонники из числа народных вожаков. Самым идеальным вариантом был бы молодой и талантливый военачальник из семей, поддерживающих Гасдрубала Козлёнка.

— Да я не об этом, уж это-то я понял. Я о другом. Ганнибал — это Ганнибал, и другого такого нет. Такие люди рождаются редко, и ещё реже судьба способствует им проявить себя. Ну, представь себе, родится такой в семье горшечника — ну и кто будет слушать сына какого-то горшечника? Если он и пойдёт служить, то рядовым солдатом и выше сотника не выслужится, а продвигать будут сынков знатной и богатой бестолочи. Баркиды — один из знатнейших и богатейших родов Карфагена, и только благодаря этому Ганнибал смог стать тем, кем он стал. Но среди нынешней аристократии я не знаю ни одного подобного ему. Нет там сейчас таких!

— А кого-нибудь из младших командиров армии Ганнибала? Не очень знатного, но и не простолюдина — такие-то ведь должны же быть. Найти подходящего, помочь ему выдвинуться, устранить более знатных соперников.

— Быстро этого не сделать, а у нас и года-то нет.

— А нам и не нужен сразу главнокомандующий. Достаточно командира сильного отряда, способного справиться с нумидийскими бандами и на этом прославиться. А дальше мы ему поможем пойти вверх и позаботимся, чтобы он не наделал глупостей.

— Но ведь сразу армию ему никто не даст, а с одним отрядом ему не выстоять против самого Масиниссы.

— Да, первая война с Масиниссой будет неизбежно проиграна.

— И в чём тогда смысл?

— В создании ядра будущей новой армии. Масинисса будет бить разложившиеся части и выиграет войну в целом, а наш будущий новый полководец выиграет все свои стычки и научит своё маленькое войско побеждать нумидийцев. А потом он будет с нашей помощью продвигаться выше и наращивать своё войско…