Девушка подумала, что более безрезультативного разговора у неё ещё не было.

— Ладно, Макс, извини, что пристала к тебе. И не выключай телефон — тебе Дэни там уже звонит.

— Сынок? Ага. Понял.

— Или лучше сам ему позвони.

— Ага. Хорошо. Вот только счёт пополню.

— Понятно, — вздохнула девушка. — Ладно, Макс, — и тут до неё дошло, что у неё нет права злиться на отчима — ведь именно благодаря ему они встретились с Норманом. Благодаря ему и тем двоим. — И спасибо, — сказала она тихо.

— За что, Тэсс? — удивился мужчина.

— Да так … просто, — девушка улыбнулась.

— Угу.

— Всё, пока. Будь здоров.

— Пока, дочка. Заезжай. Бейсбол посмотрим.

— Хорошо, Макс. Пока.

— Пока.

И они отключились. После чего Тэсс опять села в кресло и задумалась. Думала она довольно долго и много, но вывод сделала краткий:

— Чёртов МакТавиш, — после чего поднялась и поплелась убирать вольер у Матисса.

Получается, что Норман всё обустроил так, что девушка, озадачившись массой вопросов и неясностей, могла надеяться удовлетворить своё любопытство только лишь у него лично. Поэтому ей ничего не оставалось, как отложить все свои «как?» и «почему?» до следующего четверга. И по иронии вещей и положений, как только у неё более-менее зафиксировались отношения с Норманом, так она сразу же начала много думать об Адаме.

Тесс чувствовала, что скучает. Ей не хватало этого, в общем-то, неплохого парня и друга. Не сказать, чтобы сильно, но всё-таки. Девушка, конечно же, уже подумывала, что он не просто с ней поссорился, а расстался, хотя абсолютно этого не хотела, а если хотела, то не этого, но всё равно осознавала, что внутри по этому поводу больше сожаления, вины и жалости, нежели тоски, отчаянья и отрицания. А женщина и её жалость, да ещё и с чувством вины в придачу — это убойная вещь. Некоторые в таком состоянии очень много чего могут натворить.

Чего она хотела? Точно Констанция не знала, но вот если бы случилось чудо, и Норман действительно оказался ЕЁ мужчиной, то она совсем была бы не прочь, чтобы в её жизни присутствовал и Адам тоже. Он бы ей не мешал в любой роли. Кроме любовника, разумеется. А если бы она выбрала Адама, то предпочла бы Нормана больше не встречать. Никогда. И вырвать его имя из своей памяти. Вывод напрашивался сам собой.

Но Констанция также понимала, что все эти выводы, умозаключения и рефлексия — всё это промежуточный итог. И даже если, почувствовав мощную, как атомный реактор, энергетику Нормана, довольствоваться «батареечным» импульсом Фрэнка становилось очень непросто, у девушки хватало трезвости взгляда и жизненного опыта понять, что «гонка» ещё не кончена, до «финиша» ещё «бежать и бежать», и не исключено, что узнав МакТаивша поближе — а после совместного обеда она очень надеялась узнать его поближе — она передумает, поймёт, что Адам в сто раз интереснее, и заскучает по нему по-настоящему: с тоской, отчаянием и отрицанием.

«Выходит, моё отношение к одному человеку зависит от того, как раскроется передо мной другой? — подняла брови Тэсс и сделала губы дудочкой, обрывая у себя на заднем дворе куст белой смородины. — Почему бы и нет. Всё познаётся в сравнении. — Но тут внесла небольшую ремарку: — Только вот МакТавиш явно не потерпит такого. Этот пижон сложит о себе впечатление таким, какое сам посчитает нужным и влияния какого-то там Адама не допустит. Вот так и никак иначе».

Таким образом, пропесочив себе мозги, Тэсс решила пока сосредоточиться на предстоящем обеде с Норманом.

Не имея ни малейшего понятии, какой ресторан выберет этот «павлин», решила отталкиваться от погоды и своих возможностей. И как назло, и то, и другое оказалось не самым удачным. На побережье объявили штормовое предупреждение. У одной из медсестёр, с которой доктор Полл работала в гинекологическом отделении, муж трудился на ферме по выращиванию лобстеров в районе Рокленда. Он звонил и сказал, что с четверга их отпускают по домам, так как в море выходить запрещено. А это значит, что и округу Миллинокет, в котором расположена Бенедикта, тоже достанется. Все бросились укреплять брезентовые навесы, вывески, крышки на мусорных баках, ставни и жалюзи.

Бенедектинцам было не привыкать к зависимости от погоды на море — это здесь дело обычное. Причём испокон веков — местное население в подавляющем большинстве состоит из англичан и шотландцев, а их-то уж ветрами и штормами точно не удивишь и не запугаешь. Они ещё издавна научились такие пакости природы тихо-мирно и с удовольствием пережидать в пабах и тавернах.

Столь богатым опытом посещений такого рода заведений Тэсс, конечно же, похвастаться не могла. Ни в шторм, ни в штиль. Здесь, в Мэне, в ресторане она была один раз, с Адамом, в начале мая. Девушка тогда так и не смогла определиться: понравилось ей или нет. В Нью-Йорке некоторые кафе выглядели куда презентабельнее, чем ресторан «Фокус» в Бангоре, куда повёл её парень. Кафе, да и кафе. Ну, может, официанты чуть нарядней, скатерти чуть чище, блюда чуть сложнее, хоть и приготовлены в основном из лобстеров — вот и все отличия.

Поэтому, учитывая погоду, уровень местных ресторанов и свои возможности, она решила надеть брюки от своего официального костюма тёмно-палевого цвета покроя а-ля Марлен Дитрих, в котором прошла все торжественные мероприятия в Университете, и которые выгодно открывали неплохой вид на её породистые точёные щиколотки, а к ним серо-голубую шифоновую блузку крупными красивыми кремовыми розами и с невысоким, почти чисто символическим воротником-стойкой из меха голубого песца.

Была у Тэсс задумка надеть маленькую приталенную джинсовую блузку с большим отложным воротником, застёгивающуюся спереди на пуговицы, которые жили своей собственной жизнью, дрессуре не поддавались и расстёгивались там и тогда, где и когда сами считали нужным или необходимым. Желания и интересы хозяйки в этом щекотливом вопросе пуговицами игнорировались напрочь и систематически. Поэтому бесправная владелица иногда моргнуть глазом не успевала, как её декольте уже граничило с эмансипацией и равенством полов, вплоть до открытой части середины бюстгальтера. В случае его наличия, разумеется. Поэтому был соблазн у девушки посмотреть: «гнётся» ли мистер МакТавиш в направлении декольте или же он «стойкий» как Шанель № 5. Но интриганке пришлось отказаться от этой идеи. Что-то ей подсказывало, что в спарринге «пижон vs пуговицы» последние будут неприятно удивлены своим поражением. Их «пуговичная» тонкая душевная организация может не выдержать и сломаться.