Не теряя времени, Кацуба заорал что-то. Не получив ответа, ударил очередью в доски палубы совсем рядом с чьими-то подошвами. Брызнула щепа, сидевший на корточках молчун от страха свалился на пятую точку, но рта так и не открыл.

Плавным движением Кацуба вырвал из-за пояса револьвер, навел на молчуна, потянул спуск. Выстрел. Ближайшего к оседавшему мертвецу пленника забрызгало багрово-белым, он втянул голову в плечи, издав нечто среднее меж стоном и воплем.

Никаких эмоций Мазур не испытывал. На войне, как на войне, они сюда не кофей гонять пришли, мы их сюда не звали… Они первые начали. Пресловутое экстренное потрошение — процедура предельно жестокая, но необходимая. Кто-то должен, наконец, сломаться, а если нет — продолжим…

Ага! Тот, которого на совесть обдало кровью и мозгами, пронзительно, торопливо заорал — что-то осмысленное, пусть и непонятное. Сломался, такое впечатление…

— Что? — спросил Мазур.

— Пока что — жить хочет, и не более того, — отмахнулся Кацуба, прорычал что-то на испанском.

Они с пленным с минуту то ли спорили, то ли торговались. Потом говорил один Кацуба. Потом — один пленный. Наконец подполковник осклабился:

— Испражняется… Короче, мон колонель, к нам понемногу поспешает целая флотилия. Четыре кальяпо, баржа на буксире у катера, еще один катер… Из игроков — человек десять, остальные — окрестные индейцы, их попросту согнали и запрягли. Симпатия твоя предугадала все четко…

— Далеко они? — спросил Мазур, не имевший времени обижаться на «симпатию».

— Километрах в трех, — сказал Кацуба. — Они по-черепашьи тащатся — равнение держат на самых тихоходных, сиречь на плоты. Ну, дело понятное — хоть и посадили на каждый кальяпо по своему хилому мордовороту, но опасаются, что «индиос» могут улучить момент, шарахнуть надсмотрщика багром по голове и драпануть в чащобу подальше от высокой политики… А эти вырвались вперед — не терпелось им, эстетам, первыми добраться до новенького оружия… я, циник старый, подозреваю, и до толстых бумажников «буржуазных свиней», идея идеей, а жрать-то хочется… Пора красиво уходить.

— Самое время, — кивнул Мазур, перегнулся через перила.

Неплохая моторочка, вместительная, сюда и десять человек запихнуть можно… Он замахал рукой Ольге:

— Быстренько за вещами! Переодевайся в темпе!

Вместе с Кацубой они погнали пленников на корму. Одного за другим спихнули в трюм — последнего пришлось поторопить вовсе уж невежливым пинком. С помощью Фредди водрузили на место крышку люка.

— Они ж его там придавят за нестойкость перед врагом… — хмыкнул Мазур.

— Их внутреннее дело, — отмахнулся Кацуба. — Ну, быстренько хватаем вещи и сматываемся…

— Эй! — охнул Кошачий Фредди. — А меня вы что, здесь оставите? Я ж воевал, как мог, кто-то из этих, — он кивнул на пассажиров, — непременно заложит, и кормить мне кайманчиков…

— А ведь верно… — вслух подумал Мазур. — Ладно, парень, беги за вещами…

— К черту вещи! — заорал Фредди, кидаясь к надстройке. — Кысок, главное, прихватить!

Кацуба плюнул.

— Ну, что ты с ним будешь делать? — спросил Мазур, словно бы оправдываясь. — Ему и в самом деле оставаться нельзя, стукнет кто — и конец… Да и мужик опытный, бывал в здешних местах…

— А я — что? Я ничего. Меня главным образом удручают кыски…

— Места хватит, — пожал плечами Мазур. — Рявкни-ка им, чтобы сидели тихо с четверть часика, а то начнут хватать за фалды…

— Сейчас лучше сделаем, — ухмыльнулся Кацуба.

Он положил метрах в трех от сбившихся в кучу пассажиров извлеченный из разбитого бочонка магазин, запустил внутрь большой палец, громко щелкнул пружиной, потом, выпрямившись, произнес внушительно и громко короткую фразу. Ухмыльнулся:

— Сказал, мол, мина. Кто дернется… Они тут не военные эксперты, сожрут… Ходу!

— Не в службу, а в дружбу, — сказал Мазур. — Вещички мои прихвати. Я из рубки карты сгребу…

— Яволь!

Не обремененный поклажей, Мазур оказался у трапа первым. Не выпуская винтовки, настороженно поглядывал в ту сторону, откуда могли появиться основные силы неприятеля. Кацуба приволок сумки, с грохотом свалил у трапа, умчался за канистрами.

— Готова, хефе!

Мазур обернулся к Ольге. М-да, идеальный солдатик с яркого рекламного плаката — высокие ботинки, камуфляжные портки, такая же куртка, черная армейская майка, «гаранд» с длинным магазином на плече, «беретта» у пояса, мама родная, и мачете нацепила, всадница под бледной луной…

Но не было времени иронизировать или шутить. Он лишь удивленно поднял брови, глядя на объемистую сумку, которую Ольга притащила с собой:

— А это что?

— Платья, конечно, — ответила она словно бы даже удивленно. — Не бросать же? Сумка совсем легкая…

От растерянности он промолчал, махнул рукой, и Ольга обрадованно потащила сумку к борту, опасаясь, очевидно, что грозный вождь может передумать.

Подбежал Фред, пыхтя, обеими руками держа перед грудью ящик с кошками: одна, видимо, почувствовав резкую перемену обстановки, надрывно замяукала.