В коробке лежало с дюжину ограненных черных камней, искрившихся загадочным блеском.

— Сколько стоит? — поинтересовался Кацуба.

— Черта с два я их кому продам! — сказал Чарли, глядя на свои камни, как завороженный. — Черта с два! Пошли… Вот тут у нас достопримечательность. Художник живет. Когда нечего делать, разрисовывает, что попадется под руку. Нет, давайте обойдем, мы с ним вчера подрались, вот меня и сунули на неделю в помощники к Джимми, а ему по заднице влепили десять горячих… Художества и отсюда видно. Во-он…

Торцовые стены трех стоявших рядком лачуг были украшены яркими картинами, выполненными в манере, крайне смахивавшей на старый добрый соцреализм: Билли Клинтон с женским лифчиком во рту, Карл Маркс с долларовой бумажкой во рту, сексапильная блондинка, а во рту такое… Мазур ускорил шаг, но Ольга прошествовала с самым невозмутимым видом. Чего в ней Мазур не подметил, так это ханжеского пуританства.

Он с нешуточной радостью подтолкнул локтем Кацубу, когда увидел в конце одной из здешних «авенид» забрызганный грязью джип. Карта не врала, отсюда и в самом деле ведет проезжая дорога, а значит, можно нанять машину, выбраться на «Карретера Панамерикана», Панамериканское шоссе, а там уж легче легкого попасть в Барралоче… Правда, судя по виду джипа, дорога немногим отличается от русских проселочных.

Мэрия, украшенная большой вывеской «Мунисипалидадо», оказалась самым большим зданием поселка — во всяком случае, среди тех, что они уже видели. Вообще-то она больше походила на длинный дощатый барак с крышей из рифленого железа — однако построенный на совесть, по здешним меркам чистый Капитолий… Три окна застеклены, а остальные завешаны противомоскитными сетками.

Постучав в дверь без таблички, Чарли просунул туда голову, перебросился с кем-то парой слов, отступил, недвусмысленно протягивая руку. Мазур сунул ему десять баксов и вошел первым.

Настоящий фабричный стол, дюжина стульев фабричной работы. На стене — нечто похожее на диплом в рамке, портрет нынешнего президента, портрет дона Астольфо, чуть поменьше размером, а также — «гаранд» с длинным магазином, револьвер в кобуре и оскаленная крокодилья башка.

Мэр вежливо встал навстречу — лысоватый субъект лет пятидесяти, одетый без затей, в здешнюю униформу — джинсы и клетчатая рубашка. Вид у него был мирный и добрый, но Мазур с ходу заподозрил в мэре большого прохвоста — чтобы исполнять эту должность в современном подобии Клондайка, нужно обладать немалой изворотливостью, иначе с разноплеменной оравой не управишься… Интересно, в чем его-то выгода?

— Прошу, дама и господа, — показал он на стулья широким жестом. — Сейчас что-нибудь придумаем… — Подбежал к стене, что есть мочи постучал по ней кулаком, заорал, надсаживаясь: — Герцог, у нас приличные гости, волоки выпивку! Извините, у нас тут запросто, без всяких селекторов и телефонов… Сейчас придет советник по культуре, принесет выпить…

Не прошло и минуты, как появился Герцог — лет тридцати пяти, с длинным лошадиным лицом. Он нес в одной руке бутылку «Гордона», а в другой — башенку из надетых друг на друга толстостенных стаканов.

— Содовой нет, извините, — пояснил мэр, ловко разливая. — Мы тут как-то без содовой привыкли… Вот это — Герцог. Самый настоящий. Британский. В точности я вам все его фамилии не произнесу, но цифры помню точно: четырнадцатый герцог, седьмой пэр. Увы, у нашего герцога вышли неприятности с родными, наследства его лишили, хорошо хоть, титулов по каким-то их хитрым законам лишить не смогли, вот и подался парень сюда. Бзик у него: накопать столько опалов, чтобы стоили они раза в три побольше этого самого наследства, а потом, ясно, вернуться в Англию и ка-ак прокатиться с ветерком мимо папашиного поместья на полудюжине «роллс-ройсов» — в одном сам, во втором шляпа, в третьем прочее… Это ему русские насчет такого обычая растолковали, у нас тут русских хватает…

— Я нахожу, что этот интересный русский обычай как нельзя более подходит для избранного мною способа поведения, — кивнул Герцог, и в самом деле выговаривая слова с безукоризненной светскостью выпускника одного из старейших университетов. — Шесть «роллс-ройсов», я полагаю, произведут должное впечатление на обитателей поместья. В этом, к тому же, будет та экстравагантность, которой славились прадедушка и дедушка, но к ней оказался глух, увы, мой приземленный отец… Ваше здоровье, леди! Ваше здоровье, джентльмены!

— Во чешет! — хлопнул ладонью по столу мэр. — Он у меня главным насчет культуры — к нам же, бывает, журналисты приезжают, а то и политик перед выборами заглянет… Вас дон Астольфо на стене не шокирует? Ну и лады. Понимаете, что бы он там у себя ни творил, а здесь он порядок навел. До него со старателей драли не налоги, а три шкуры, да еще требовали, чтобы четвертая побыстрее выросла, иначе штраф. И по лесам болталось немерено гадов, которые на возвращавшихся в столицу охотились, как на обезьян. Умнейший человек был дон Астольфо, он прикинул мозгами, всех разбойничков железной рукой повывел, а на поселок наложил простой налог: сорок процентов в казну, остальное тебе. Хоть мешок опалов накопай, процент не меняется. Кстати, этот порядок и новая власть до сих пор не поломала, потому что умно… Вы, часом, не покопаться ли хотите? Джимми мне брякнул по уокитоки, что вы и вы — дипломаты, а сеньорита — большой человек в министерстве, но это ж без разницы, у нас тут никакой вам дискриминации, вон и герцог есть…