В кабинете мэра, с таким видом, словно и не уходил, сидел герцог, вид у него, как и у мэра, был несколько озабоченный. В коридоре теснились «стертые языки», пришлось на сей раз чуть ли не проталкиваться.

— А, пришли… — протянул мэр словно бы виновато. — Садитесь, господа, разговор у нас не то чтобы долгий, но и не короткий. Вы оружие с собой прихватили? Нет?

Дверь он почему-то не закрыл, и в нее заглядывали стоявшие сплошной стеной аборигены — европейские лица, латиноамериканские, негритянские физиономии, явные уроженцы Юго-Восточной Азии… Интернационал.

— Тут такие дела… — мэр откровенно, шумно почесал в затылке. — Не знаю, как их изложить… Твоя светлость, не возьмешься?

— Охотно, — сказал герцог. Поудобнее устроился на стуле, раскурил тонкую коричневую сигару, налил себе из высокого стеклянного графина какого-то желтоватого сока. — Я допускаю, леди и джентльмены, что услышанное вам придется не по вкусу, но вы, несомненно, согласитесь, что в столь демократическом обществе, как наше, меньшинство, лишенное к тому же гражданских прав, должно подчиняться установленным законам…

Впервые Мазуру в происходящем увиделось нечто тревожащее, и он стал изучать обстановку профессионально — количество окружающих, их позы, возможные траектории своего будущего перемещения, наличие оружия…

— Вы, без сомнения, видели на набережной плакат, гласящий, что в нашем вольном городе все имеет хозяина, — тянул герцог. — В понятие «все» входят, должен признаться, и особы женского пола, обязанные подчиняться установленным правилам, весьма строго регламентирующим…

— Короче, — не выдержал Мазур.

— Сделайте одолжение… Короче говоря, как явствует из предъявленных вами документов, данная очаровательная особа, — он вежливым мановением руки указал на Ольгу, — является, простите за непарламентское выражение, бесхозной. В связи с этим, согласно правилам, один из полноправных жителей Вольного Города опалов по всей форме предъявляет гарантированные ему законом права на сегодняшнюю ночь с данной особой, причем гарантирует также, что наутро расплатится с таковой регламентированным количеством опалов. Все надлежащим образом зафиксировано в официальной бумаге мунисипалидад… — Он помахал какой-то бумажонкой с печатью. — Таковы обычаи, мисс… Как должностное лицо, по ведомству коего, то есть по культуре, проходит данное мероприятие, должен предупредить, что в случае каких-либо попыток с вашей стороны уклониться от законных требований жителя будут предприняты меры, обеспечивающие ему осуществление своих прав…

— Да ты скажи просто — мол, к койке привяжем! — загоготал кто-то из стоявших в коридоре.

— Это что, шутка такая? — с ледяным спокойствием поинтересовалась Ольга.

— Мисс, я бы вас попросил выбирать выражения, — отрезал герцог. — Вы разговариваете с должностными лицами…

— Вы что, с ума сошли?

— Традиция, мисс, — ухмыльнулся герцог. — У нас не принято составлять списки прошедших эту процедуру, а жаль, иначе вы могли бы увидеть не одно имечко почтенных дам из общества… — Он поднял ладонь. — Не надо! Я заранее знаю все, что вы можете сказать — вы этого так не оставите, всем нам оторвут головы, развесят на деревьях, утопят, зажарят, ошпарят, линчуют… Простите, но, как показывает опыт, эти угрозы практически никогда так и не приводились в исполнение. Во-первых, как ни прискорбно, но местная администрация, я имею в виду департамент, пользуясь вульгарными оборотами, прикормлена и вряд ли согласится лишиться твердой ренты в виде опалов и алмазов из-за того только, что холеная светская дамочка провела ночь с жителем вольного города вопреки своему желанию. Во-вторых, крайне трудно что-либо доказать, вы это, наверное, понимаете. Десятки вполне заслуживающих доверия свидетелей станут доказывать, что дама после вкушения горячительных напитков сама выступила с данной инициативой — а протрезвев, устыдилась и начала клеветать… В-третьих, мисс, опять-таки простите за вульгарность, но вам все-таки предлагают не массовую оргию, а общение тет-а-тет с одним-единственным субъектом, который ради такого случая и душ примет, и парфюмами попрыскается…

У Мазура еще теплилась надежда, что это не более чем идиотский розыгрыш, но, глядя на две дюжины просунувшихся в комнату физиономий, на их ухмылочки, он постепенно с этой надеждой распрощался. Покосился на стену, возле которой стоял стол мэра, но там красовались лишь гвозди, оружие исчезло. Все предусмотрели, твари…

Ольга слегка побледнела, но подбородок задрала знакомым надменным движением:

— Да от вашего поселка потом…

— Камня на камне не останется, — подхватил герцог. — Знакомо. Не раз слышали. Что характерно, мисс, поселок стоит на прежнем месте, а все его обитатели живы и здоровы — и тех, кого мы в последнее время недосчитались, вынудили переселиться в мир иной исключительно наши внутренние проблемы… Мне бы не хотелось, мисс, прибегать к вульгарностям, которые назвал своими именами вон тот господин…

Так они еще не влипали. Шансы, которые лихорадочно прикидывал Мазур, таяли на глазах. Даже будь при них оружие, невозможно справиться с доброй сотней аборигенов, собравшихся на площадке и возле мэрии, чисто физически невозможно, когда расстреляешь все патроны, никакие приемы не помогут, задавят массой, и всем троим — конец…

— Да, забыл вас предупредить, — повернулся герцог к ним с Кацубой. — Один неуравновешенный субъект, оказавшись в вашем нынешнем положении, вздумал разыграть дурной боевик — разбил графин, в точности такой же, приставил мэру горлышко к шее и затянул классическую песню: либо ему предоставят возможность уйти со спутницей, либо он нашего мэра прикончит. Ну, мы ему объяснили, что такая мелочь ничему не способна помешать — мы всего-навсего, недолго поскорбев, выберем нового мэра, но вот супермен с графином непременно повиснет на ближайшем дереве, а его дама одним пылким воздыхателем уже не отделается и, кроме того, превратится в опасного свидетеля… Вы знаете, он почти сразу же выкинул свое импровизированное оружие и даже извинился перед мэром…

— Да не тяни ты кота за яйца, герцог! — последовала реплика из коридора. — Бедуин там уже заждался, а спать и днем можно, никакой тебе разницы…

На окружающих мордах не просматривалось ни жалости, ни сочувствия — одно гаденькое нетерпение. Перехватив взгляд Ольги, растерянный, беспомощный, Мазур с сожалением отвел глаза от графина, смерил расстояние до ближайшего револьвера, торчавшего из кобуры опершегося на притолоку верзилы, с мысленным вздохом отказался и от этого варианта. Шагнул вперед: