— Вот кста-ати! — прищурилась Ольга. — Очень своевременная тема, мой кабальеро… «Возлюбленный мой протянул руку сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него». Это намек, сеньор полковник, если вы не поняли.

— Понял, — сказал Мазур, чуть задыхаясь. — Полковники иногда бывают сообразительны…

Он залпом осушил свой стакан и пошел к кровати, навстречу дразнящей улыбке самой неожиданной в его жизни женщины. Там и дороги-то было — три шага, но сколько за это время успел передумать: что будет дальше, любит он или попросту тоскует по той, и, главное, как же теперь жить в постоянном страхе за нее… За эту.

Нутром не произошло ничего, изменившего бы новые отношения. Все повторилось: естественно, просто, сонно и уже знакомо, после чего Ольга ускользнула, в полном соответствии с незнакомым ей, разумеется, шлягером — то ли девочка, то ли видение, — пояснив, что даже в такой дыре, как эта, девушке из общества, снабженной солидными рекомендательными письмами, следует самую малость заботиться о репутации, все всё могут знать, но никто не должен ничего видеть… В чем и состоит, добавила она с ухмылкой, хваленая латиноамериканская мораль, ничем особенным не отличающаяся от всех других моралей.

Оставшись один, Мазур прошелся по комнате, чувствуя, как физиономия расплывается в глупой усмешке — синяки побаливали, правое ребро, третье снизу, зудело особенно пронзительно, но никаких переломов и трещин, определил он привычно, не было, а все происшедшее ночью и утром окрыляло настолько, что на боль следовало наплевать…

Должно быть, здешние обитатели, на три четверти иностранцы, давно переняли у местных обычай вставать с самыми ленивыми петухами — шел десятый час, но в поселке стояла тишина, и в отеле тоже, только слышно было, как шумит вода в «душе», куда ушла Ольга.

Кацуба вторгся без стука — попросту попробовал дверь и, обнаружив, что она незаперта, жизнерадостно ввалился. Присел у стола, без церемоний налил себе стаканчик вина, потянул ноздрями воздух:

— Хорошие духи. Итальянские. Дорогущие. Жаль, мон колонель, вы не видите свою физиономию — столь забавной смеси некоторого смущения и горделивости я уж давненько не зрел… Воздержусь от комментариев, дабы не задеть ваши чувства. Развлекайтесь, как хотите, лишь бы не вредило делу. Правда, мудрый старец Екклезиаст учил: «И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, в сердце ее — силки, руки ее — оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею».

— Ну, знаешь ли, у Екклезиаста есть и нечто весьма даже противоположное, — сказал Мазур с авторитетным видом, хотя не смог бы подробно процитировать услышанное от Ольги.

— Верно, — сказал Кацуба. — Однако там нет ничего, противоречащего другой мудрости: «Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости».

— Навострился, — беззлобно проворчал Мазур. — Хоть в богословы записывай.

— Насчет богословов не знаю, — серьезно сказал Кацуба, — но пару лет назад бродил я по здешним южным департаментам в личине шизанутого проповедника — попадаются такие в глубинке — и была ситуация, когда знание Библии не просто выручило, жизнь спасло… Оденься-ка в темпе. Я понимаю, мыслями ты еще в объятиях Беатриче, но дела повернулись так, что срочно нужно поработать… Пока все спят, мало ли…

Мазур прыгнул в штаны, быстренько зашнуровал ботинки. Потянулся за кобурой, но Кацуба остановил:

— Нет нужды. Нам пройти-то три шага…

Он вышел первым, прислушался — тишина, только вода шумит в душевой, — наискосок пересек узкий коридор и отпер дверь номера кошачьего антиквара.

Хозяин именно там и находился — связанный по рукам и ногам со всем умелым старанием, с надежным кляпом во рту. Судя по доступной для обозрения части лица, настроение у Фредди было прескверное, как у любого на его месте.

Не задавая вопросов, Мазур присел в углу. Кацуба тихо сказал:

— Я тебе не буду подробно объяснять все, с самого начала. Слишком долго. Короче говоря, в определенный момент стали зарождаться подозрения. Подозрения со временем перешли в уверенность, не осталось недомолвок, пришлось срочно принимать меры… Гляди. Это в ящике было, там двойное дно, сверху кошки, а в тайнике — очередной изыск Силиконовой долины…

Осмотрев черный предмет размером с книгу, с кнопками, парой маленьких дисплеев и черной шишечкой выдвижной антенны, Мазур с пониманием кивнул:

— Рация, а?

— Скорее радиотелефон, — кивнул Кацуба. — Спутниковый, отличный. Я с собой не стал волочь много шпионских штучек — мало ли что, не стоит зря рисковать, — но парочку полезных приспособлений прихватил. Вчера подсадил ему микрофон и вдоволь послушал, как он связывается с начальством, докладывает о нашем прибытии, просит дальнейших инструкций — причем, заметь, на довольно чистом и грамотном английском, без этого плебейского косноязычия, которое несколько дней демонстрировал… Увы, не было возможности слушать ответы — вот этот кругляшок к уху прикладывается, а микрофон встроенный… Как он совал баксы Бедуину, я видел своими глазами, и отрубите мне голову, но речь определенно шла о том, чтобы тебе что-нибудь сломать…