— Это было предопределено? — удивленно прошептала Марина.

Прочитанное никак не укладывалось в ее голове. Казалось, будто мир действительно съезжает с ума по тонким рельсам.

— Туда, в бездну.

Той ночью она долго сидела во дворе дома насильника на черной кованой ограде и рассуждала сама с собой. Пушистый рыжий хвост в такт отбивал ритм ее мыслям. А так, как они были хаотичными и очень грустными, то и стук получался рваный, глухой, будто кто-то взял тапок и стукнул им по гулкой трубе.

Несколько раз выглядывала в окно беспокойная женщина, живущая на первом этаже, но в темноте двора было пусто, и так и не найдя источник этих неприятных звуков, женщина сорвала злость на племяннике.

А темная, невидимая глазу личность думала о возмездии.

Марина не знала, в какой квартире живет он. Да, информация сугубо личная, и даже в полиции ее пошлют, скажут, что сует нос не в свое дело. Ей придется выведать самой, и она в нетерпении сделает это, потому что уж больно хочется запустить руку ему в волосы.

— Я не буду жалеть, — сразу же поняла она, — Он не достоин жалости.

Как прошла ночь — она даже не заметила. В голове взрывались звезды, новые идеи, предположения, размышления. Девушка твердо решила начать бороться с преступностью. Она жаждала изменить этот мир, повлиять на него и сделать хоть капельку справедливее.

Но справится ли она одна? — вот что мучило девушку. Ей нужно закрывать сессию и лечить маму.

— Вот же засада! Столько всего нужно успеть! — она разглядывала ярко-желтые огоньки вечерних окон и мечтала быстрее покончить с ним.

Так и не выяснив, в каком именно подъезде он живет и не получив подсказку, Марина вернулась восвояси. Клавдия Ивановна жарила на кухне блинчики и выглядела непривычно уставшей с утра. Папа все еще спал, его храп тихим свистом сигнализировал об этом из большой комнаты, хотя явно его владелец опаздывал на работу.

— Ты почему так рано? — Марина пододвинул табуретку и села, с вожделением рассматривая кружевной узор на блинчиках.

Пока мама не испечет целую гору, брать нельзя. А ведь она так проголодалась после бессонной ночи!

— Сама-то, где была? — резонно спросила мама и достала банку сметаны, — Ешь уже, горе мое луковое.

— Почему это? — привычно надула губы Марина, хоть и не воспринимала слова мамы всерьез.

— Когда я тебя носила, очень любила есть лук, — серьезно вдруг сказала Клавдия Ивановна, — Поэтому, ты и луковка моя.

— Ма-а-ам, — Марина оставила в покое сметану и вдруг почувствовала, как на глазах навернулись слезы, — Глупость какая.

— Знаешь, доченька, — мама сняла последний блинчик и выключила плиту, — Я все больше и больше думаю в последнее время о смысле жизни.

— Ну, ты и загнула… — попыталась свернуть все в шутку девушка, но голос все-таки дрогнул.

Не нравится ей серьезность тона, и выражение лица матери: нахмуренное, полное решимости и потаенного отчаяния. Да, как будто и мама не спала всю ночь и думала, размышляла, а теперь пришла к нерадостному заключению.

— Ты еще молода, чтобы философствовать, — продолжила мать, — А я уже стара. Я не смогу дать объективную картину. Но у меня есть убеждение: все так, как должно это быть. Даже если и кажется, что жизнь поступила с тобой несправедливо, дала мала счастья, или времени, но и в этом есть смысл. Просто я не могу его понять…

— Ты сейчас о чем?

— Мне сложно говорить, но ты послушай, — Клавдия Ивановна устало прислонилась к оконной раме, — Я многого в жизни хотела, но ничего не добилась — это если посмотреть со стороны. Я — неудачница, лишившаяся престижной работе по глупости и вышедшая замуж за дурака…

— Ма-ам, — возразила дочь.

Уж чего-чего, а про папу Клавдия Ивановна говорит зря: домовитый, заботливый мужчина, он всегда думает прежде всего о семье и ее благе, а уже только потом о своих фильмах…

— Я тебе объясню, — снисходительно улыбнулась мать, — Я не смогла работать в крупной организации, потому что видела глупость и тщетность своей работы. Да, тогда платили хорошие деньги, и все друзья мне завидовали — устроилась я туда чисто случайно, и за те два года, что проработала там, каталась, как сыр в масле. Но это была клетка, пусть и из дешевого материала — то, что я всего лишь винтик и разменная монета в играх руководителей я поняла слишком поздно…

Тон, которым Клавдия Ивановна говорила про игры руководителей, насторожил девушку. Скрытая боль, все еще давящая сердце, теребила не заросшую рану.