Шрифт:
Тим присел на корточки, чтобы взглянуть бледному, перепуганному человеку прямо в глаза.
– Слушайте меня, доктор Эванс. Слушайте внимательно. Вы и ваши товарищи ворвались в наш город с оружием, чтобы захватить этого мальчика, и убили пять человек. Все погибшие – полицейские. Возможно, вы раньше не знали, так знайте: в Южной Каролине существует смертная казнь. И если вы думаете, что вас не казнят в два счета за убийство окружного шерифа и пятерых его помощников…
– Я тут ни при чем! – пискнул Эванс. – Меня привезли сюда против моей воли… Я протестовал…
– Молчать! – рявкнула Венди. В руке у нее по-прежнему был «глок» покойного Тэга Фарадея, и теперь она навела его на уже простреленную ногу Эванса. – Вы убили моих друзей. Если думаете, будто я стану зачитывать вам права или еще что, то вы чокнутый придурок. Учтите: если вы сейчас же не скажете Люку все, что он хочет знать, я всажу вам пулю в другую…
– Хорошо! Хорошо! Да! – Эванс двумя руками закрыл здоровую ногу, из-за чего Тиму стало его почти жалко. Почти. – Что? Что ты хочешь знать?
– Мне нужно поговорить со Стэкхаусом, – сказал Люк. – Как это сделать?
– Телефон, – ответил Эванс. – У нее есть специальный телефон. Она ему звонила, до того, как они приступили к… ну, вы знаете… захвату. Я видел, она убрала телефон в карман пиджака.
– Я принесу. – Венди повернулась, чтобы идти в участок.
– Телефона мало, – сказал Люк. – Приведите ее саму.
– Люк… она ранена.
– Она может нам понадобиться, – настаивал Люк. Глаза у него были безжалостные.
– Зачем?
Затем, что теперь это шахматы, а в шахматах мало думать о ходе, который делаешь, или даже о следующем. Ты обязан думать на три хода вперед. И для каждого знать три альтернативных, в зависимости от ходов противника.
Венди посмотрела на Тима, тот кивнул:
– Приведи ее. Если потребуется, в наручниках. В конце концов, ты представитель закона.
– Господи, ну и мысль, – ответила Венди и ушла.
Теперь наконец Тим услышал сирену. Может быть, даже две. Слабые, очень далеко.
Люк схватил его за руку. Тим подумал, что мальчик выглядит очень собранным и при этом смертельно усталым.
– Нельзя, чтобы меня сейчас забрали. Моим друзьям больше некому помочь.
– Твоим друзьям в Институте?
– Да. Вы же теперь мне верите?
– Трудно не поверить после флешки и всего остального. Кстати, она у тебя?
Люк похлопал себя по карману.
– Миссис Сигсби и ее люди планируют сделать с твоими друзьями что-то, после чего они станут как те дети на флешке?
– Они уже это делали, но мои друзья вырвались. В основном благодаря Авери, который туда попал за то, что помог мне сбежать. По-моему, это называется ирония судьбы. Я почти уверен, что они снова угодили в ловушку. Стэкхаус их убьет, если я не сумею сторговаться.
Вернулась Венди. В руке она держала прямоугольный предмет – видимо, телефон. По тыльной стороне ладони тянулись три кровавые царапины.
– Не хотела отдавать. А сильная какая, хоть и с простреленной ногой!
Венди протянула устройство Тиму и обернулась. Сиротка Энни и Барабанщик Дентон тащили миссис Сигсби под руки, та, несмотря на бледность и перекошенное болью лицо, упиралась изо всех сил. За ними шли не меньше тридцати дюпрейцев во главе с доком Роупером.
– Вот она, Тимми, – запыхавшись, объявила Сиротка Энни. Судя по красным отметинам на щеке и виске, миссис Сигсби успела ударить ее по лицу, и не раз, однако Энни вовсе не выглядела огорченной. – Что велишь с ней делать? Я так понимаю, вздернуть ее нам не разрешат, а вообще хотелось бы.
Док Роупер поставил свой чемоданчик, схватил Энни за серапе и отодвинул в сторону, чтобы не мешала говорить с Тимом.
– Вы соображаете, что делаете, ради всего святого? Эту женщину нельзя никуда везти! Вы ее убьете!
– Думаю, она вовсе не на пороге смерти, док, – вмешался Барабанщик. – Двинула мне так, что чуть нос не сломала.
Он рассмеялся, и Тим подумал, что впервые слышит его смех.
Венди, не обращая внимания ни на доктора, ни на Барабанщика, сказала:
– Тим, если мы хотим куда-то ехать, нам стоит тронуться до появления полиции штата.
– Пожалуйста. – Люк посмотрел сперва на Тима, потом на доктора Роупера. – Без нашей помощи мои друзья погибнут, я точно знаю. А с ними и другие, те, кого называют овощами.