Викинг молчит, лишь переплетает свои пальцы с моими и крепко сжимает.

— Шли дни, складывались в годы, но ничего не менялось. Так глупо, мне всего двадцать пять, но иногда кажется, что прожила три жизни, настолько сильную усталость иногда ощущаю.

— Почему не родила? Не вышло?

Он не щадит меня, просто спрашивает, и эта прямолинейность наряду с обезоруживающей честностью — именно то, за что он мне так дорог.

— Муж мой, понимаешь ли, не хотел. Всё время находил причины, чтобы отложить пополнение в ящик подальше. То учёба, то карьера, то отдых на море, ещё какая-то ерунда. Это сейчас я понимаю, что Саша просто не хотел.

Викинг молчит, а я говорю вдруг:

— Спасибо тебе.

Он удивлённо смотрит на меня и улыбается.

— За что это, скажите, пожалуйста?

— Я сейчас глупость скажу, только ты не смейся: за то, что позволил мне почувствовать себя нормальной. Понимаешь, я столько лет жила с мужем, и он как-то всё время находил слова и способы, чтобы доказать и показать: мне нужно измениться. Он, вроде бы, любил меня, но улучшенную версию меня он любил бы больше. Это так тупо, так отвратительно, но я так жила.

— То есть семь лет ты терпела идиота?

— Десять, — поправляю, а Викинг поражённо качает головой. — Не знаю, почему. Сначала очень любила, а потом уж увязла так, что не выбраться. Саша давил на меня, я сопротивлялась, уходила, возвращалась, выслушивала нравоучения, снова убегала — и так по кругу. Но появился ты…

— Появился я, и что это изменило? — провоцирует, а уголки губ подрагивают в лёгкой улыбке.

— Появился ты, и у меня открылись глаза.

Викинг наваливается грудью на столик, и наши лица оказываются в паре сантиметров друг от друга. Глаза в глаза, рука в руке, и мне кажется, что именно так я бы и хотела провести всю свою оставшуюся жизнь — рядом с Викингом.

— Моя валькирия… — выдыхает и прислоняется своим лбом к моему. Моё сердце клокочет где-то в горле, и я закрываю глаза, чувствуя, как стекает одинокая слеза по щеке. — Я так мало могу тебе дать, но я так хочу подарить тебе весь мир.

Он целует меня, а я улетаю куда-то в поднебесье, расщепляясь на атомы, вдыхая общий кислород. Возможно, у нас получится начать эту жизнь заново и стать друг для друга тем, кем другие не стали.

15. Викинг

Я ведь не собирался рассказывать Асе о родителях — хотел просто рассказать о Яне и на этом закончить, но вышло то, что вышло. Просто, наверное, не думал, что будет так внимательно слушать — женщины любят говорить больше, чем молчать, но Ася меня снова удивила, и я раскололся, даже пытать не пришлось.

Жалею ли об этом? Нет, мне стало легче. О том, что мать сошла с ума после смерти Яна, знают только Роджер и Карл, больше ни одна живая душа, а теперь ещё и Ася. Я не боюсь этой правды, не стесняюсь её — это моя жизнь и другой она не станет, просто не люблю об этом говорить с кем-то. Зачем пустые слова, которые ничего изменить не могут? Лишь трата времени, не больше. У каждого своя боль, и каждому бороться с ней в одиночестве, но впервые за долгие годы я захотел с кем-то поделиться, и не ошибся — Ася поняла. Чёрт возьми, поняла. Это ли не счастье?

Поворачиваюсь, укладываясь удобнее, и прижимаю Асю к себе. Она ворочается, не просыпаясь, и что-то тихо болтает. Такая смешная, когда спит — совсем девочкой кажется, трогательной и беззащитной, и я понимаю, что готов многое сделать, чтобы она была счастлива со мной.

Меня мучает рассказанное Асей. О ребёнке, которого она так отчаянно хотела родить, но не срослось. Муж её, определённо, козлина, но лучше ли я его? Я, который не может представить, что кто-то займёт место Яна. Однажды ведь твёрдо решил: никаких жён, детей и домашнего очага, потому что нахлебался этого до тошноты, но появилась Ася, с которой удивительно тепло и уютно, и мне захотелось что-то в своей стылой жизни изменить.

Вопрос только в том, смогу ли?

Отец часто говорил, что для его сына нет ничего невозможного, и, наверное, он был прав — всегда добиваюсь того, что хочу, чего бы это мне ни стоило. Вот и сейчас я хочу Асю, хочу быть с ней — значит, и всё остальное приложится, пусть, возможно, далеко не сразу.

Вдруг на тумбочке рядом с кроватью принимается трястись точно в лихорадке мой мобильный, и я аккуратно слезаю с кровати, чтобы не разбудить Асю. Выхожу на улицу, мягко прикрыв за собой дверь, и нажимаю зелёную кнопку на экране.

— Что стряслось? — спрашиваю, садясь на белый пластиковый стул на террасе.

Такая хорошая тёплая ночь, наполненная ароматами хвои и терпкой смолы, шорохами и тихими вздохами ветра, запутавшегося в соснах. Но покой мне может только снится: то из клуба наяривают с ежечасными отчётами, то вот Карлу не спится.

— С Волком виделся? — интересуется, а на заднем фоне играет тихая музыка и слышится голос Роджера. Значит, в "Магнолии" сидят, бухари.

— Нет, он после операции, к нему не пускают.