Я рассмеялась…

— Ты действительно гений, но однажды сделал глупость, — усмехнулась я.

— Ох… Думаешь я делал глупость лишь однажды? Нееет… Поговори с моей матушкой, она тебе столько расскажет, что до регистрации брака мы не доживем. Ты сбежишь от меня…

— Как ты можешь так шутить? — возмутилась я.

— А я не шучу. Знала бы ты, какие пакости мы с братьями вытворяли… Однажды, поймали пол сотни жуков и распотрошили десятка два на маминой кухни. Крику было… Я чуть не оглох.

— Зачем вы их поймали? — глотая слезы, спросила я.

— Хотели понять, как эти гады летают, — объяснил мне Ферри.

— Ты всегда был любознательным ребенком? — рассмеялась я.

— Ага… И братьев подвил на разные опыты.

— Мама сильно ругалась?

— О да… мало того, что останки жуков валялись по всей кухни, мы еще покусились на ее любимые ножи для карвинга. Пока нас отчитывали в кухню вошел отец и запнулся о ведро с оставшимися жуками.

— О святила… Это ужасно! — смеялась я сквозь слезы.

— Поверь, ужаснее было все это убирать и ловить жуков. Поганцы забились во все щели, во все углы.

— Вас наказали?

— Отец отругал нас, но наказывать не стал.

— Да? Он вас пожалел?

— Нет, он нас понял. Как можно наказывать детей за стремление узнавать мир?

— Ты прав… А я однажды сварила лягушек в супе.

— Тебя наказали? — улыбаясь, спросил мужчина.

— Нет, — покачала я головой. Улыбка слетела с моих губ. — Наказали кухарку…

Воспоминания лавиной обрушились на мою голову. Шалила я не много. И не потому, что была послушным ребенком. Наоборот, я — сорванец. Но когда за мои шалости наказывали других людей, а я не могла им помочь, желание шалить пропадало. Каждая слезинка слуг, каждый вскрик боли или стон отчаянья наказывал меня хуже ремня.

— Это все из-за меня, — прошептала я, наконец, вглядываясь в глаза Фердинанда. — Отдай меня ему. Он вернет проект и позволит тебе его закончить.

Ферри нахмурился, сжал челюсти, будто сдерживая злость, а в следующий момент на мою попу обжег удар.

— Ай, — взвизгнула я, подпрыгивая на месте.

— Я не желаю слышать подобные слова больше никогда! — рыкнул мужчина. — Ты поняла меня?!

— Да, — кивнула я в ответ. Поступок жениха выбил меня из колеи.

Ласковым прикосновением, он вытер слезы с моих щек.

— Я расклеился, узнав о пропаже. Ты расклеилась… Мы проявили слабость и пожалели себя. НО он не сломал нас, Калинка. Мы не позволим твоему отцу растоптать нас. Лучше сами станцуем на костях его самолюбия и чванливства.

— Ты прав, — согласилась я с Фердинандом. — Я с большим удовольствием станцую на его костях, да простят меня святила.

— Простят. Они обязательно тебя простят!

— Что мы теперь будем делать?

— Я еще не решил…

— Мы должны вернуть твой проект, Ферри! Если его украли у нас, то мы украдем его обратно!

— Калин, мы даже не знаем кто его украл, — тяжело вздохнул мужчина.

— Знаем! Маг Льюис!

— Мы знаем заказчика. Но я сомневаюсь, что он сделал это своими руками.

— Ты прав… Нужно найти вора! Возможно, он еще не успел передать документы папеньке.

— Я думаю, что успел. У преступника было три дня.

— Значит это конец? Мы уже ничего не сможем исправить?

— Боюсь, что нет… — ответил Ферри, будто вынес приговор.

— Прости… — произнесла я. — Прости меня.

— Калина, за что ты извиняешься? Это же не ты украла разработку.

— Но если бы я не уехала, то мы бы работали в лаборатории и никто не смог бы ее украсть.

— Было бы желание, — вздохнул мужчина, — а возможность найдется. Не кори себя!

Фердинанд проводил меня до дверей общежития и приказал отдохнуть.

Я согласилась с ним, прошла в комнату и улеглась спать. Благо, подруги уже спали.

Только сон не шел. Я ворочалась с одного бока на другой и размышляла о краже.

Как только истерика отступила, я смогла мыслить рационально.

Кража из лаборатории — это странность.

Праздничные дни это не каникулы. Многие студенты и преподаватели остаются на территории Вышки. Охрану тоже никто не снимает. А это значит, что постороннему человеку пробраться в лабораторию невозможно. Или почти невозможно… Во всяком случае это слишком трудно. Риск быть разоблаченным слишком велик. А это значит, что украл кто-то из местных. Тот, у кого был доступ в учебное крыло и лаборатории.