— Они…все, — прошептал толстяк, не веря, качая головой — как так?

— Предатели! Вот как! — бросил Таарон. — Мерзкие, подлые твари!

— Так-то оно так, только в руках этих тварей, как ты выразился, — промолвил Шародай, — вся Фелидийская армия.

— Армия предана Совету! Воины не осмелятся…

— Таарон, прекрати! — прикрикнул Кайзал. — Сказки не будет. Совета уже нет — нас только пятеро. И это втемяшат в голову воинам те, кто пользуется их доверием. Все, что на данный момент у нас есть для защиты — это воины Аборна, человек двести пятьдесят, наши личные воины и те горожане, которые ценят Совет больше собственной жизни.

— И что теперь, пойти на условия? — не унимался Таарон.

— Возможно, что кто-то из глав отрядов ослушается приказа и вспомнит, что служит не одному человеку, а стране, — предположил хмуро Нарим, — необходимо связаться со всеми и попросить подмоги. Каким бы ни был Совет, вера в него сильна еще у многих.

— Никогда, — ответил Кайзал, — никогда власть Совета не станет просить милости у какого-то выскочки. Ты прав, Нарим, свяжемся со всеми, с каждым отрядом, призовем их к чести, напомним, кому они клялись. И потом, мы не идем против Богов, в отличие от Маниуса. Мы должны написать ответ.

— Язык гонцу отрезать — вот им весь ответ, — яростно гаркнул Таарон. — Пусть отвечает за свою наглость.

Он уже шагнул к дверям, когда в его широкую разгоряченную от гнева грудь, уткнулась грубая палка Нарима.

— Не спеши, Таарон, — не громко промолвил он. — Они только этого и хотят. Не стоит выступать первыми, так проявим себя тиранами. Они будут нас вынуждать, но мы не должны идти на поводу.

— Согласие на переговоры — это верно, — подтвердил Коэл. — Нас просто не за что будет ненавидеть.

Кайзал поднялся с кресла и снова подошел к окну. Перед ним лежал весь Аборн, гордая, непокорная столица, которая не дрогнет от страха, кто бы ни приблизился к ее стенам. Это город Совета, он выстоит натиск: победит или умрет. Иного не будет.

Эпизод 4

Тревожные предчувствия были сродни ощущениям малышей, теряющих первые молочные зубы. Они преследовали Талания с того момента, как он отдал приказ, направленный на немедленный арест Маниуса, и не отпускало ни на миг. Даже дома, рядом с супругой и дочерью, Глава Защитников Аборна, не расставался с тягучей, как патока, мыслью о разладе в Совете Семерых. Домочадцы, воины, горожане — все они могли не придавать ссорам правителей должного значения, рассудив, что те разберутся сами. Только Таланий понимал, что Боги здесь уже не сыграют никаких ролей. Жажде абсолютной власти чужды любые законы. Он не сомневался, что не за благо страны вот-вот вцепятся друг другу в шкуры Маниус и Совет. Все их призывы и высказывания были лишь красивыми словами, поровну начиненным пафосом и ложью. Все необходимое для того, чтобы склонить толпу на свою сторону и использовать ее мощь. Люди не хотят думать, обожествляют правителей, верят каждому слову, подчиняются почти любому велению, забывая, что те, кто сидит в зале Совета — такие же смертные создания. Редкий властелин жертвует собой ради блага страны. А вот людьми… Так обещало быть и в этот раз. Единственный вопрос: сколько понадобится жертв, чтобы усмирить двух рассорившихся гигантов?

Таланий не знал ответа и боялся его искать. Воевать с другой страной — страшно, но просто и понятно. А когда внутри страны? Его никакие приказы не заставят покинуть Аборн. Таланий клялся Совету, он — Защитник города. И пообещал умирающему отцу отстаивать столицу. В назревающем противостоянии он выбрал сторону, но вот кто окажется за стенами?

Горячий обед, приготовленный умелой рукой супруги, дышал ароматным паром в лицо. Таланий подзабыл, когда ел в последний раз горячий суп. Служба отнимала едва ли не все свободное время, а теперь… Он не знал, что будет теперь. И даже обсудить свою тревогу было не с кем. Сомнения могли породить страшные слухи, которыми и без того полнился город.

В дверной косяк со стороны улицы в бешеной пляске забился колокольчик, его звон оторвал Талания от редкой радости обеда в кругу семьи.

— Это к тебе, — сделала вывод дочь — Милара, а жена — Йарка поднялась с места и направилась приветствовать гостей.

Таланий промокнул полотенцем губы и обернулся. Милара оказалась права — через минуту в комнату вошел страж города. Склонил голову перед хозяевами и вежливо отклонил предложение Йарки присоединиться к трапезе.

— Таланий, я из дворца, — спешно проговорил он, — Совет желает немедленно видеть вас со срочным докладом по поводу ситуации в столице на данный момент.

«Началось», — проскочило в голове у Талания, на лицо набежала тень, и Милара, заметив это, тревожно поднялась с места, схватившись за сердце.

— Отец…

— Все хорошо, — перебил он сурово назревающий на ее губах вопрос, поднялся, набросил на плечи плащ.

— Скоро не жди, — промолвил он Йарке, заметив страх на ее лице, как смог крепко поцеловал на прощание. Йарка промолчала. Так же как и Милара. Его семья никогда не тешилась пустыми надеждами.

Не оборачиваясь более, Таланий покинул дом на пару с гонцом. Они оседлали коней, пришпорили их круглые бока и поскакали к дворцу. Гони они изо всех сил — дорога заняла не более четверти часа. Но кони шли рысью, позволяя всадникам смотреть по сторонам.

Чувство надвигающейся грозы снова стиснуло Талания. То, как изменился Аборн после позавчерашнего обращения Совета к народу, уже стало более чем очевидным. Город как будто погряз в утреннем похмелье. Жизнь продолжалась нерешительно, осторожно, сомневаясь. Таланий видел, как закрылись некоторые лавки, а хозяева их складывали на телеги вещи, с неоправданной ненавистью поглядывая на проезжающих мимо защитников города. Привычная суета улеглась и застыла подобно предрассветному туману. Люди так же ходили по улицам, занимались обыденными делами, но в движениях их, во взглядах, которые ловил Таланий, больше не находилось привычного азарта или уверенности. Одни были подавлены и тоскливы, не многим отличались от больных. А другие… Они не просто удивляли, а настораживали Талания. Это были взгляды одержимых убийц, сумасшедших фанатиков, решительные до безрассудства, зловещие и таинственные. Искать их не стоило — они сами бросались в глаза.