Я с большим трудом заставила веки разлепиться. Глаза горели, видимо из-за слез. Но я смогла разобрать, что нахожусь в доме Мечты Добряновны.

— Солнышко мое, — меня крепко прижали к теплому мужскому телу, — если бы ты знала, как я перепугался.

— Привет, — прохрипела я. Горло пересохло. Губы потрескались и саднили.

— Привет, горе мое, луковое.

— Можно мне воды?

— Да, конечно, — меня тут же покинуло мягко тепло чужого тела.

— Вот, пей, только аккуратно, — мою голову слегка приподняли, а к губам прислонили прохладный стакан. Питье, а именно ягодный морс, приятно освежало, удаляла сухость в горле.

Стакан я выпила полностью. Когда Мир отнял его от моих губ, я немного скривилась. Трещинки на губах щипало.

— Что случилось? — взволнованно спросил мужчина, опуская мою голову на подушку.

— Щиплет, — по-детски пожаловалась я.

— Терпи казак, атаманом будешь, — подразнил меня Мир и снова улегся рядом.

— Мир, что произошло?

— Следствие того, что одна маленькая непослушная девочка влипла в неприятности. Напугала окружающих. Довела до инфаркта любимого волка…

— Я не об этом, — смущенно перебила я.

— А я об этом! Не пугай так больше меня! — прорычали мне в макушку.

— Я не нарочно, честно. Прости! Я опять отвлекла тебя от работы, — меня постепенно накрывала реальность.

— Я, конечно, ценю твои извинения, но только не из-за работы ты должна извиняться.

— А из-за чего?

— Например, потому что не послушалась ни меня, ни Феню. Кстати домовой на тебя очень обижен! А еще Кили на тебя жутко злится, Бес так просто в ярости.

— Почему? — выпала в осадок я.

— Я не закончил! Водяной обещал провести тебе лекцию, как мальку, который суется в воду, не зная броду. Леший обещал ему помочь в этом. Русалочки пишут списки наказания, особенно Кара. Горя готовит свою лучшую темницу и ремень, чтобы тебя выпороть.

— А есть кто-то, кто на меня не злится?

— Наверно Ривд. Потому что, после того как он узнал, что с тобой случилось, он ходит по замку и бьётся годовой об стену через раз.

— Почему?

— Потому что, через раз голова его проходит через стенку.

— Нет, почему он вообще это делает?

— Из-за того, что виноват в том, что с тобой случилось, моя любимая почемучка.

— Ни в чем он не виноват, — запротестовала я, — а что со мной случилось?

— Если простым языком, то сильнейший нервный срыв.

— Странно…

— Совершенно не странно, — перебил меня Мир, — ты на кладбище, зачем пошла?

— За «слезами печальных ангелов».

— А что тогда непонятного?

— Мир, ты издеваешься? Ничего не понятно!

— Хорошо, что ты знаешь про «слезы печальных ангелов»?

— То, что они на кладбище, в чаше, которую держат эти самые ангелы.

— Все?

— Все.

— Кто просветил? — напрягся Велимир.

— Всезнайка, кто же еще.

— Сожгу, заррразу, — прорычал Мир, — нет точно, одного развею, другую сожгу.

— За что? — возмутилась я. Кому угрожал, обнимающий меня мужчина, догадаться было не сложно.

— За все хорошее на сто лет вперед!

— Не надо, — попросила я.

— Надо! — Мир был не преклонен.

— Неееееет.

— Ну не знаю…. И что же может меня остановить? — ухмыльнулся он.

— Что?

— Только хорошее настроение.

— А как сделать его хорошим? — подлизывалась я.

— Подумай, — Велимир навис надо мной и посмотрел в глаза. В его взгляде я прочитала целую гамму эмоций. Тревога, облегчение, злость и радость, все это как будто смешалось в одно единое целое.

От увиденного, меня настигло понимание того, что он пережил, пока разговаривал со мной у Гори, потом на кладбище. Он в который раз, бросив все, летит ко мне. Сердце залилось приятным теплом и радостью, а мозг впервые всерьез задумался, что может быть, это не только инстинкты Вилли, а что-то большее, например любовь?

Я немного приподнялась на локтях и прижалась губами к его губам. Мои губы обожгла резкая боль незаживших трещин, я сморщилась и упала на подушку. Мир тихо зарычал, опустился ближе и провел языком по моим губам. Ранки снова отозвались неприятными ощущениями, которые довольно быстро утихали.

— Потерпи немного, — прошептал Мир. После чего начал легкими поцелуями покрывать мои глаза, щеки, уголки губ.

Я немного повернула голову, чтобы подставить ему свои губы, но он буквально отказался их целовать.