– Федор, наверное, женщин не классифицирует, каждая единственная, неповторимая, несравненная… и роковая, – усмехнулась Инна.

– Для меня слова «глупый», «злой» и «непорядочный» с детства были синонимами. Я не представляла такого, чтобы умный человек был злым, – сказала Аня.

– Очевидное редко бывает истинным, – заметила Лена.

– Умный обязан быть воспитанным, он не должен позволять себе гадкое, – возмущенно заявила Аня. – Вот, допустим, мужчина, оставивший своих детей, для меня не мужчина.

– А как же «злой гений»?

– Это исключение.

– А пятьдесят процентов разводов ты в какую категорию отнесешь?

«Лена, если возникает, то всегда по делу, по существу, только подтекст ее слов не всегда удается расшифровать», – подумала Жанна.

«Сподобилась. Высказалась наконец наша патентованная молчунья. Это ее линия защиты, таков ее способ обороны? Наверное, многим не по сердцу ее скрытность. Словно боится выболтать великую тайну. Она даже мне действует на нервы, – созналась сама себе Аня. – Правда, Инна еще в общежитии заявляла, что хотя внешне Лена веселая и легкая, внутри она – интроверт. А улыбка – ее маска, «надетая» еще в детстве. Это, конечно, многое объясняет».

– Я, размышляя о Федоре, всегда вспоминала браконьерствующих рыбаков, которые по-своему воспринимали слова Мичурина о том, что природа богата ресурсами и взять их у нее – главная задача людей, – рассмеялась Инна.

«Выковыривает грязь «из-под ногтей» истории Эмминой семьи. Зачем Инне этот душевный стриптиз? Я хотела узнать суть, причину разногласий. И чтобы коротко. Вчера, повинуясь внезапному порыву, я чуть было ей всё своё наболевшее не выложила. Смотрела бы она сейчас на меня с этакой полуулыбкой, словно мы с ней разделили нечто много большее, чем знают другие», – нервно передернула плечами Жанна, уже сожалея о своей просьбе рассказать об Эмме.

– Ведет себя Федька так потому, что у него нет способности к простым радостям жизни. Ему требуется катализатор. Ты же не станешь отрицать, что для создания семейного счастья требуется определенный талант? И еще трудолюбие. А если их нет?

– Уважение друг к другу нужно – это главное, а оно уже повлечет за собой остальное положительное, – ответила Инне Жанна.

– Без любви? Запредельное терпение?

– Эмме хотелось покоя, безмятежности, тихой нежной радости, чтобы без конфликтных ситуаций. Вот она и жила, стараясь не копаться в уже прожитом. И чем вознаграждена? Понимаю, в семьях за доброту не награждают, за жестокость не наказывают, – сердито забурчала себе под нос Аня. – Эмма для Федора была слишком безупречной. Это его бесило. В армии он служил прижухнув, носа не высовывая. Доходили слухи. А тут, перед женщиной, он герой, командир. Там его унижали – наелся обид, аж из ушей лезло, – мечтал: кто бы взял его под благодушную опеку. Вот и радуется теперь, принижая других, без вины виноватых. Если уж идешь с человеком по жизни – да еще с таким хорошим, – так береги его.

– И все-то ты знаешь, – в который раз удивилась Жанна.

– Если бы всё было так просто, – остановила Анины рассуждения Лена.

– Есть люди, лишенные рая в душе. Они живут так, будто договор с дьяволом заключили, – фыркнула злой кошкой Инна.

– Ты это о Федоре? – наморщила лоб Аня.

– Ну не о тебе же.

– Кстати, – Жанна резко поменяла тему, – женщина без тайны, что летняя лесная поляна без ярких цветов. А Эмма слишком открыта к людям, а значит, и к боли...

– Невпопад бухнула, – заметила Инна.

– Почему же?.. – Жанна выдержала лукавую паузу.

Инна опередила ее:

– Федька не умел разглядеть изюминки в жене. Его не тянуло в идиллическое семейное болото. Он искал карнавала, фейерверков, прелести, новизны и не утруждал себя нравственными соображениями. А женщины это чувствовали и использовали его. Он торопился жить. Говорил: «Любовь на старость отложить нельзя». А Эмма отвечала ему: «У тебя не жизнь, а ожидание жизни и чего-то более важного в ней». Ох, эта пресловутая мечта…

– Ты молчишь многозначительнее и значимее, чем говоришь, – хихикнула Жанна. И тут же встретилась с глазами напрягшейся Лены.

Жанна понимала, что не совсем права, но ей хотелось хоть чем-то уколоть свою обидчицу. Она выжидала и не упускала малейшей возможности. Но Инна тоже умела не замечать необоснованные с ее точки зрения мнения и даже обоснованные.

– У кого из нас был талант превращения обычной жизни в праздник? Мы привыкли, чтобы нас развлекали. Если только у Вали. Она – редкостно солнечный человек, ее веселой энергии хватало на всё и всех. Мы же в основном трудяги, ломовые лошади. Тем лишь и ценны. Помню, Валя рассказывала: «Ногу на даче раздробила бревном, потом машину у нас угнали, еще не застрахованную, квартиру обокрали. Но рядом со мной любимый верный человек, и этого мне достаточно. Выплывем». Она обладала поразительным даром чувствовать себя счастливой. Не женщина, а девяносто килограммов оптимизма! Но даже Валю с ее, казалось бы, неиссякаемым оптимизмом, жизнь сломала, – вздохнула Аня.

– Угробила, – подтвердила Инна.

– Судьба человека – великая тайна, – задумчиво сказала Жанна.

– Ангелы, наверное, беспросветно глухи и слепы, если не слетелись на Валины и Эммины беды.

– Такова их интересная особенность и оригинальность – позволять людям вести себя неподобающе. Жена, любовницы – одно другому не помеха, – принялась поддразнивать Аню Инна.

– Отстань! Навязалась ты на мою голову! Федор – бес одержимый, вылетевший из седла и потерявший свои пределы. Его коснулся ангел зла.