Идиот!

— Да, блядь, ревную! — выдаю и смотрю прямо в огромные чёрные озёра. — До одури.

13. Аня

А я ведь просто так ляпнула, с перепугу, потому что вообще не поняла, что он начал вытворять, когда я, в попытках скрыть смущение, придумала басню о свидании. Просто ляпнула, а обернулось всё странным образом.

Конечно, никто меня никуда не приглашал, да я и видела Илью всего одни раз после знакомства, и мы даже не разговаривали, но Влад до такой степени взбесился, что я испугалась. Не того, что он может причинить мне вред, а того, как сильно мне понравилась его реакция. Мы с ним — самые странные люди во всём мире, наверное, но я не хочу влюбляться в него. Боюсь, что повторю судьбу мамы, а этого бы очень не хотелось. Слишком долго я верила в её слова и связь между красотой мужчины и изменами.

Тяжело спорить с тем, в чём так истово уверен. Мама насаждала мне эти мысли долгие годы, и я привыкла к ним. Это уже потом убедилась, став старше, что если мужчина по сути своей полигамен, ему никакие внешние уродства не помешают прыгать из койки в койку, но недоверие к красивым — подсознательное — от него трудно избавиться.

Потому гоню от себя мысли о Владе, стараясь не обращать внимания, как лихорадочно сейчас бьётся моё сердце рядом с ним. Всё-таки сесть в его машину было не самой хорошей идеей. Отвратительной идеей, нужно отметить.

Теперь Влад свернул в какой-то глухой переулок, остановил машину и яростно раздувает ноздри. Кажется, вот-вот дым повалит.

— Прям уж… ревнуешь, — бурчу, отворачиваясь к окну. Наматываю на палец ремешок сумки так туго, что рука начинает болеть, но я упорно причиняю себе неудобства. Потому что растерялась, потому что не верю Владу.

С чего бы ему вообще ко мне что-то испытывать, кроме желания пошутить и испортить жизнь? Он просто забавляется — я же вижу это, — балуется, выносит мне мозг. Но ревность? Это же что-то большее, это же нечто серьёзное, а мы-то знакомы всего… сколько? Пару суток, если напрячься и посчитать.

Нет, не верю! Не может этого быть, дурость это всё. Но, чёрт возьми, глупое сердце, что скачет в груди, стуча о рёбра до боли, не хочет внимать доводам рассудка. Ни в какую.

— Тебя не устраивает, что кто-то другой будет оказывать мне знаки внимания? Или бесит, что я могу кому-то нравиться? А может быть, раздражает, что я не упала тебе в объятия, как только с голой жопой в коридоре увидела?

Влад бросает на меня странный взгляд, но молчит, а я продолжаю, потому что, когда нервничаю, могу таких глупостей наговорить, что потом хоть в петлю:

— Нет, я догадалась! — восклицаю и даже в ладоши хлопаю, дура. — Тебе просто не хочется, чтобы у тебя из-под носа увели забавную обезьянку, с которой тебе так нравится играть?

Вдруг Влад выходит из машины — выбегает практически, — хлопает дверью так сильно, что у меня уши закладывает, и молниеносно, точно Флэш, оказывается рядом со мной. Нас разделяет лишь металл корпуса и затемнённое стекло, а вокруг ни одной живой души.

Это всё должно напугать, но я отчего-то испытываю не страх, но предвкушение. Что он сейчас сделает? Зачем вышел из машины? А если сделает что-то плохое, смогу ли отбиться или защитить себя? Конечно же, нет. Но не боюсь ведь! Разве что саму себя.

Влад тем временем распахивает дверцу с моей стороны и наклоняется. Опирается одной рукой о приборную панель, а вторую упирает в спинку моего сидения. Я не заперта в кольце его рук и спокойно могу перелезть на водительское сидение, а потом вообще сбежать, но почему-то не делаю этого. Просто сижу молча, уставившись в потемневшие серые глаза и даже не шевелюсь. Не могу. Будто бы меня загипнотизировали, лишив воли.

— Аня, послушай. Я не хочу тебе зла. — Его лицо так близко от моего, что слова вибрируют, впитываясь в кожу, а голова кружится от терпкого мужского аромата. — Да, я крепко налажал и, возможно, налажаю ещё, но я хочу, чтобы ты знала: я не воспринимаю тебя, как забавную обезьянку.

Молчим несколько долгих секунд, а я вздохнуть боюсь и не могу оторвать взгляда от его губ.

— Блядь, Аня, не делай так, — просит, а у самого голос хриплый-хриплый. — Я же не железный.

— О чём ты? — спрашиваю, откашлявшись и подняв глаза, а взгляд серых глаз кажется ещё темнее и туманнее.

— Не облизывай губы. Просто не облизывай свои чёртовы губы, а то я за себя не ручаюсь.

— Хорошо, — киваю, а все слова, что вертятся на языке, разом застревают в горле.

— Аня, нам нужно поговорить. Серьёзно. Очень.

Я не понимаю, о чём он вообще. Какие у нас могут быть общие серьёзные разговоры, но киваю, потому что почему-то очень интересно, что именно он хочет мне сказать.

— Ладно, раз так нужно.

— Я тебя пугаю? — усмехается и дотрагивается до моих волос, и это кажется таким приятным и правильным, что еле сдерживаюсь, чтобы не замурчать и не начать ластиться к его руке. — Не бойся меня, Красная шапочка.

Убирает упавшую на моё лицо прядь, аккуратно заправляет её за ухо, а я вздохнуть боюсь, настолько этот момент интимный. Кажется, ни разу в жизни я не испытывала подобных эмоций, потому плюю на здравый смысл, заталкиваю его на самую дальнюю полку, и просто наслаждаюсь ощущениями, хотя что-то внутри подсказывает, что ничего хорошего из этого не получится.