Волнение и страх вновь в моей душе, даже руки легка подрагивают. Сегодня, уже совсем скоро я узнаю стоило ли мне все это начинать или нет.

На следующий день я вновь пришла к Яну и не потому, что смогла искоренить из себя мысли о жалости, а потому, что не понимала, как это сделать. Тот страшный день я не забуду никогда. У этого мужчины не только манера общения странная, но понятие о помощи.

Вместо того, чтобы на словах все объяснить, он устроил мне экскурсию по больницам и моргу нашего города. Последнее явно было перебором, но Ян, как танк, шел, вперед не заботясь о моей тонкой душевной организации.

— Ты пойми, — он заботливо придерживал волосы пока меня рвало в заботливо предложенное им же ведро, после увиденных трупов. — Это как в спасении утопающего, будешь много думать и переживать, то вдвоем на дно пойдете. Нужна холодная голова и четкие действия.

— А сюда-то зачем надо было?

— Зачем? — ненадолго задумался, а потом лучезарно улыбнулся. — А для закрепления эффекта.

Гад. Какой же он гад. Я после той экскурсии две ночи плохо спала, ругая себя за доверчивость и Олега Юрьевича за рекомендацию, и конечно же, Яна с его странным представлением о помощи.

Сколько я плакала от отчаянья и жестоких слов Яна, когда не получалось сделать так он говорил. Каждый день по несколько часов занятий с Яном, потом, через неделю под его внимательным надзором несколько часов работы с пациентами. Конечно, он мне не давал тяжелых, лишь тех, кто скоро выпишется, мол им-то я навредить не должна.

Первые недели у меня болело все: и руки, и спина, и ноги, а главное у меня болела душа, сердце разрывалось на части от невозможности увидеть Тима, услышать его голос.

Та даже кот и тот страдал. Не знаю, как он пробрался в гардеробную Тима, но факт он устроил себе лежбище на полке с футболками. На мои попытки забрать его шипит так, что я его боюсь, вдруг кинется.

Так и живем в квартире Тимофея, я в своей комнате, а кот на полке с футболками. Пока я дома он ко мне не приходит и даже поесть не выходит. Что это значит? Не знаю. Да и некогда мне разгадывать его ребусы.

Моя жизнь превратилась в колесо дом-учеба-центр реабилитации-дом. Как белка в колесе, но я не жалуюсь. Нет. Я готова терпеть и дальше, лишь бы моя задумка исполнилась.

Собственно, сейчас я и узнаю был ли смысл во всем этом или нет. Сидя за столиком в лучшем ресторане города, в который раз пыталась подобрать слова и объяснения своей просьбе.

— Добрый вечер, Таисия.

— Здравствуйте, Иван Петрович, Надежда Егоровна.

— Как ты? Давно не видела тебя, — мама Тимофея, как всегда, согревает своим теплом. — Как твоя учеба?

— Спасибо, хорошо, — с ней мы созванивались каждый после, после выписки Тимофея.

— Три чая и десерт, — отец Тима сделал заказ подошедшему официанту. — Ну-с, Таисия, мы вас слушаем.

— Ванечка, не пугай девочку, на ней и так лица нет. Что-то случилось? Тебе нужна помощь?

— Да. То есть нет. То есть…

— Таисия, просто скажи, что ты хочешь, — весь вид Ивана Петровича говорил о его недовольстве.

— Разрешите мне делать массаж Тимофею, — проговорив все скороговоркой замерла как мышь перед котом.

Реакция родителей меня честно говоря не порадовала. Они переглянулись и напряглись. Иван Петрович открыл рот, но ничего сказать не успел.

— Добрый вечер, не помешаю? — от неожиданности я даже рот открыла. Знаю, что не красиво, но сдержаться не смогла.

— Ой, Ян, как же я рада тебя видеть, — мама встала чтобы обнять и поцеловать в щеку, словно сына.

— Где же ты пропадал так долго? — отец пожал руку, при этом тепло улыбаясь. А мне даже подобия улыбки от него не досталось.

— Да вот, воспитывал вам невестку, — этот тип нагло мне подмигнул и уселся за наш столик. — Ох и сложно же вам с ней придется. Упрямства на десять осликов хватит.

— Ян, ты видимо не в курсе, но Тимофей разорвал отношения с ней, — холодный цепкий взгляд разве, что не разрезал меня.

— Да? Солнышко, так что ж ты молчала? Выбирай меня, мы же с тобой как ниточка с иголочкой. Такой тур по больницам города сделали, — мечтательно прикрыл глаза, а мне от воспоминаний тошно стало.

— Ян, ты, о чем? — мама нервничала не понимая, что происходит.

— А вы не знаете? Приходит ко мне этот ребенок, мол научи меня хорошему. А я что, мне не жалко.

— Тебе слово жалость вообще не знакомо, — отец хмурился и сжимал руки в кулаки.

— Да, поэтому пришлось помучиться с этим чудом. Больницы достойно выдержала, ага, а вот в морге почему-то плохо стало. Может потому что художница, натура тонкая и чувствительная?