Первоначальный шок от прорыва русских прошел. И какие-то отдельные очаги сопротивления возникали то здесь, то там. Их приходилось давить. Быстро и безжалостно. Из дома выстрелили? Дом зачищали. Всех. Разбираться не было времени.

Больше всего доставили мечети, которые регулярно превращались в узлы обороны, благодаря идейным верующим, что сражались с неверными до конца. Не все, конечно, но кто их разберет? Тем более, что с практически всех минаретов велся обстрел русских. Так что, как несложно догадаться, эти самые минареты сносились. Первые день – только те, откуда стреляли. А потом – просто все. Потому что, то здесь, то там оживали минареты в, казалось, бы зачищенной мечете. Какой-то идейный борец пробирался туда с винтовкой и стрелял по прекрасно наблюдаемой оттуда русской пехоте. Вот и перестали рисковать. Увидели минарет – выстрелил из 75-мм «окурка» в основание. Если не хватило – парочку «гостинцев» отправил. С безопасного расстояния…

Сурово. Безжалостно. В какой-то мере аморально. Но Меншиков не мог себе позволить миндальничать. Упусти он инициативу. Дай узлам сопротивления окрепнуть и оформиться. И все. Его тупо завалят массой. Этого нельзя было допустить. Взять город и потерять его таким глупым образом? Нет. Максим не был готов к этому. Поэтому он действовал как настоящий варвар… как истинный европеец, ворвавшийся в стан к туземцам…

Вместе с тем 7 октября 1916 года ранним утром было произведено знаменательное событие. Проведен благодарственный молебен в Святой Софии. Ее минареты уже снесли, на купол храма водрузили импровизированный деревянный крест. И освятили. Вновь возвращая в лоно Православной церкви силами местной греческой общины и лично Вселенского Патриарха.

Этот деятель прискакал на поклон к Меншикову уже 4 октября, когда понял, что город пал. Симфония – фундаментальный принцип, отличающий Западное христианство от Восточного сработал безукоризненно. Восточное христианство всегда переходило на сторону сильного, крепко держась заветов старины далекой. Именно так она поддерживало успешные государственные перевороты во времена Византии. Точно так она перебежала на сторону султана Мехмета II Завоевателя, когда поняла, что Византия обречена… Восток всегда был гибким. И эта ситуация не стала исключением, даже несмотря на то, что Вселенский Патриарх был самым что ни на есть натуральным чиновником султана. Его подданным. Его верным слугой, окормляющим христиан, проживающих на просторах Великой Порты.

Так или иначе, но идею освятить Святую Софию Вселенский Патриарх не только поддержал, но и всемерно стал прославлять. А потом, во время благодарственного молебна, буквально источал восторги на тему освобождения Святой Софии из векового плена.

Максим же слушал эти слова без всякого воодушевления. Ну освободил. Ну освятил. И что? Город ведь насквозь исламский. В нем практически не осталось даже налета римско-византийских традиций. Он всем своим видом больше напоминал какой-нибудь Багдад или Тегеран, нежели второй Рим. Он опоздал. Они все опоздали. И с делами, и с мечтами. И глядя на то, как распаляется Вселенский Патриарх ему становилось тошно, больно и обидно. Древняя, старинная мечта многих русских оказалась не более чем миражом в пустыне.

Завершив молебен Меншиков направился пообщаться с Абдул-Меджидом, сыном Абудл-Азиза I, убитого сыновьями брата отца, узурпировавшего его право на престол. На самом деле сыновья там были больше знаменем, так как в ходе младотурецкой революции хватало дельцов. Но это – не суть. Главное, у Абдул-Меджида, которого Максим тоже захватили в плен, было очень много претензий к родственничкам.

Не рассусоливая, наш герой предложил ему сделку. Чуть ли не с порога посулив престол Османской Империи. Но при выполнении им ряда условий.

– Перво-наперво после провозглашения вас султаном, вы должны объявить о выходе Османской Империи из коалиции Центральных держав и переход на сторону Антанты, – произнес Меншиков на немецком, который Абдул-Меджид довольно неплохо знал.

– Ожидаемо, – пожав плечами, ответил его визави.

– Второй шаг – перенос столицы. Вы должны тем же днем объявить, что столица переносится в… хм… в Багдад. Да, в Багдад. Хороший город. Вполне соответствующий идеологической и культурной компоненте вашей Империи. Тем более, что султаны уже какое-то время претендуют на титул халифа, именуя себя ими. Дальше земли. Все владения Османской Империи в Европе, Вифиния и Мизия в Малой Азии, а также все османские острова в Эгейском, Черном и Мраморных морях провозглашаются Восточно-Римским Великим княжеством и передаются мне в наследное владение.

– А почему Великое княжеством? Почему не Империей или хотя бы царством? – С грустной усмешкой спросил Абдул-Меджид.

– Уговорил. Пусть это будет царством, – невозмутимо ответил Максим. – С Константинополем в качестве столицы, разумеется. Дальше. Синайский полуостров, образует Синайской княжество и отходит Великобритании. Земли с преобладающим армянским населением в Малой Азии и Закавказье образуют Армянское царство и отходят Российской Империи. Включая Трапезунд… эм… Трабзон. Палестина с Иерусалимом образует Иерусалимское царство.

– И отходят вам?

– Да.

– Не жирно ли? – С раздражением поинтересовался Абдул-Меджид.

– В самый раз, – все также невозмутимо ответил Меншиков, сцепившись с претендентом на престол колючим, безжалостным взглядом. – И последнее. Вы должны будете выступить на площади у Святой Софии перед людьми и объявить о своем приказе казнить младотурецкий триумвират и своих родственников, что его поддерживали. Официальная причина – нарушение законов земных и небесных. Дескать, в припадке мракобесия они резали невинных людей книги – армян, а также единоверцев – арабов.