— Я могла убить вас, Рик Холман! — зашипела она. — Может быть, я это сделаю сейчас.

Стоящий за мною Уэстэрвей неожиданно толкнул меня в спину, я полетел вперед и столкнулся с Фэбриеллой, почувствовав упругость ее грудей под тонким шелком ночной сорочки. Какое-то мгновение мы как бы боролись, потом она восстановила равновесие и дала мне пощечину.

— Вы что, сексуальный маньяк? — завопила она. — Я убью вас! Я вырву ваше сердце и заставлю...

— В этом отношении мы будем заодно, беби! — фыркнул Уэстэрвей.

Она замерла с открытым ртом, уставившись на него, пока он не спеша прошел в холл и запер за собой дверь.

— Майк!.. — К ней вернулся голос. — Что ты тут делаешь?

— Я привел назад Холмана для дружеской беседы, беби. Мы уютненько сядем и потолкуем. После этого я намерен всадить в Холмана пару пуль, причем именно в те места, куда он всадил их моей сестре. Возможно, я проделаю то же самое и с тобой, беби. Все зависит от того, насколько охотно ты станешь мне помогать.

Ее васильковые глаза были широко раскрыты от ужаса, она несколько минут растерянно смотрела на него, потом повернулась ко мне:

— Рик? Что это значит?

— Не спрашивайте меня, милочка. Все это его идея.

— Мне нужно выпить, — беспечно произнес Уэстэрвей. — Пойдемте куда-нибудь, где я мог бы спокойно сесть и что-нибудь пропустить в нормальной обстановке. Я провел бесконечно долгие двадцать четыре часа... — Он посмотрел на Фэбриеллу. — Ты первая, беби. Затем Холман. Договорились?

Дуло пистолета уперлось мне в спину, когда я было собрался пройти следом за Фэбриеллой в гостиную.

Я остановился, он ощупал меня свободной рукой и извлек мой пистолет.

— Теперь я чувствую себя спокойнее, — заявил он, посмеиваясь. — Всегда ненавидел вооруженных официантов, Холман. Они заставляют меня нервничать, понимаете, нельзя даже пожаловаться, когда тебя бессовестно обсчитывают.

В кресле сидела кукла с прямой как палка спиной, ее засаленные черные волосы были пришпилены к черепу пучком уродливых пластиковых локонов, а длинное бесформенное туловище обернуто от плечей до пят в толстую муслиновую ночную сорочку. Она следила за тем, как мы втроем вошли в комнату, немигающими глазами, выражающими лютую ненависть.

— Не волнуйся, дорогая, — дрожащим голосом обратилась Фэбриелла к огромной кукле. — Это всего лишь безумный Майкл, а он не...

Она истерично вскрикнула, когда Уэстэрвей не слишком нежно подтолкнул ее к кушетке.

— Ты все еще таскаешь эту идиотку с собой, да? — фыркнул он. — Мне следовало ее поджечь тогда, на Бермудах... Может быть, я сделаю это сейчас, и ты же меня...

— Нет, пожалуйста! — взмолилась Фэбриелла. — Прошу тебя, не делай этого, Майк! Она — все, что у меня есть. Не обижай ее, умоляю. Делай все, что угодно, со мной, я не возражаю, только не обижай Гильду!

Он посмотрел на нее враждебным, презрительным, но одновременно и сочувственным взглядом:

— Ты же по-прежнему больна, беби. На Бермудах тебе было очень плохо, как я считал, но теперь, похоже, стало еще хуже!

— Только не обижай Гильду, — заныла она. — Пожалуйста, Майк, дорогой, делай все, что угодно, со мной, я на все согласна... — Лицо ее приобрело по-детски лукавое выражение. — Я сделаю все, чего ты от меня потребуешь. Ты же знаешь, что мне известны всякие трюки, которые приведут тебя в настоящий экстаз, дорогой, и...

— Заткнись! — брезгливо поморщился он. — Меня тошнит от подобных слов! — Пистолет в его руке был направлен на меня. — Ступайте приготовьте мне выпивку, Холман! Скотч, много скотча, и содовая.

Я подошел к бару и занялся приготовлением. Он придвинул стул так, чтобы оказаться лицом к бару, и тяжело опустился на него” Фэбриелла затихла, мне показалось, что она грызет ногти, в ее глазах застыло какое-то потерянное выражение. Я приготовил три бокала, два понес через комнату. Уэстэрвей взял один, потом внимательно посмотрел на меня, когда я протягивал второй Фэбриелле. Она глянула на него так, будто это было послание обитателей Марса, и покачала головой. Я отнес ее бокал обратно, взяв себе третий.

Уэстзрвей с жадностью выпил все до дна, потом поочередно посмотрел на нас обоих.

— Мне нужен пакет, — выговорил он чуть ли не по складам. — Это все, что у меня теперь осталось. Наступило молчание.

— Кто-то постучал в дверь, — заговорил он вдруг каким-то далеким голосом. — Я подумал, было бы неудобно, если бы очухался Холман и поднял шум, поэтому велел Глэдис посмотреть, кто это. Она отворила дверь и издала какой-то блеющий звук, как жертвенный ягненок. Дважды просвистели пули, она упала на колени, будто молилась. К тому времени, когда я подбежал к ней, Глэдис была уже мертва.