Шрифт:
А руки сжимают сильнее, до боли, до невозможности вдохнуть, до страшного понимания – я не хочу дышать без него.
— Сколько, Чи? — я боролась с безумным желанием убрать ладони со стены и прикоснуться к его стиснувшим меня рукам.
— Это неверный вопрос, Кей, — его теплое дыхание у моего виска, скользящее касание губами по очертанию уха и уже почти неслышное. — Не «сколько», а «что».
И вселенная взрывается пульсирующим осознанием реальности!
«Не «сколько», а «что»…
Я развернулась в кольце его рук, вырываясь из объятий, прижимаясь спиной к холодному камню и глядя в темные глаза монстра, чтобы прочесть свой приговор.
Приговор, о котором могла бы догадаться и раньше – на Ятори абсолютная монархия.
«Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий — что ты не мотылек, ты бриллиант».
Абсолютная монархия, это абсолютная власть императора, соответственно приговор или помилование по одному его слову…
«Не «сколько», а «что»…
В чем же я просчиталась? Где допустила ошибку? Почему?.. Как?! И за что мне это? Это безумное желание обнять его, прижаться к нему всем телом, и никогда не отпускать…никогда… дыша возможностью быть рядом, и понимая… что возможности у меня не будет.
— И что на кону, Чи? — едва слышно спросила я, уже зная ответ.
Зная. Осознавая его мгновенно заострившимися чертами лица монстра, чувствуя, как замерло его сердце, и, понимая, что услышу:
— Мой клан.
«Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь»…
Я не учла, что Исинхай тоже был Адзауро. Не учла. Не подумала. Не осознала… император сделал это за меня. Один Адзауро присылает на помощь другому Адзауро своего мотылька. Кто виновен в том, что мотылек попался на глаза императору? Адзауро. Потрясающая логика, убийственный провал, жуткое осознание того, что я действительно недооценила себя и свое влияние на императора.
Просто не подумала…
Единственное, что я брала в расчет — жизнь Чи. Единственное, о чем думала — как сохранить его жизнь. Единственное, чего хотела добиться — устранение угрозы его жизни. Но когда концентрируешься на чем-то одном — упускаешь детали. Я облажалась. Основательно и конкретно. А после облажалась Алкеста. Минус на минус… Полудохлый предупреждал, я не услышала…
На Ятори мудрецы говорят: «У любви нет глаз».
Что ж, я с полной ответственностью могла заявить, что они не правы. У любви нет ни глаз, ни ушей, ни мозгов! Ни-че-го…
Звенящая пустота разлетающейся на осколки хрустальной иллюзии… и только.
— Предлагаю сделку, — я облизнула пересохшие губы, сглотнула внезапно появившуюся горечь и продолжила: — Ты покидаешь Илонес. Сегодня. Сейчас. Желательно прямо сейчас. Я завершаю миссию и отправлюсь к императору Изуми. Как там у вас говорят? «И любовь за три года остывает»? Три года моей жизни – это ничто. Выдержу. По рукам?
Ответа не последовало.
В его глазах разливалась мертвая пустота, а губы прошептали лишь:
— Ты знаешь!
— Знаю что? — мой голос упал до шепота.
Чи наклонился надо мной, склонился к самым губам и выдохнул полное бешенства:
— Что Исинхай — Адзауро!
И лишь порыв ветра там, где он только что стоял.
А я смотрела ему вслед, не в силах произнести хоть что-то… Странное опустошение оцепенением захватывало всю душу, все внутри, все чувства, замедляло биение моего сердца…
Если бы я могла повернуть время вспять — я бы повернула. Если бы я могла умереть — я бы умерла. Но все что мне остается — жить, исправляя последствия своей же ошибки. И стоять на месте, глядя, как исчезает в темноте мой монстр и отчетливо понимать — я уже никогда не скажу, что люблю его. Никогда. Потому что за любящую и любимую Чи будет сражаться до последнего, как сражался за клан Алых повязок…
А того, кого ненавидишь, легче пустить в расход.
И потому… лучше пусть ненавидит. Пусть думает все, что хочет.
«И любовь за три года остывает» — так говорят на Ятори. Мне оставалось лишь надеяться, что моя любовь за три года тоже сдохнет. Мне оставалось надеяться лишь на это.
«Сейли, не дави, — вспомнились мне слова Багора. — Это тебя на органы продать не успели, а Кей продавали дважды».
Что ж… третьи торги так же завершатся вполне успешно.
Запрокинуть голову, не позволяя слезам соскользнуть на ресницы и жить, жить на разрыве, отчетливо осознавая, что одна часть меня мертва, вторая… вторая пытается искупить вину за жизни близких людей.