Шрифт:
— Мм, да. — внешний вид Пелагеи привёл мужчину в лёгкий шок, но он быстро пришёл в себя, — Катя, гости придут сегодня в четыре часа.
— Хорошо. Я почти всё сделала. — сказала жена, — Тебе ведь тоже надо всё подготовить.
— Да, ты права. — поцеловав жену в щёку, Феодор поднялся на второй этаж.
Оставшись вдвоём, Катя взяла Пелагею за руку.
— Надо принять кое-каких гостей. — объяснила Екатерина, — Когда всё закончится, я ему всё расскажу.
— Я не думаю, что это хорошая идея.
— Лучше так, иначе это будет не честно по отношение к нему, если я уеду вот так.
— Может мне остаться тогда?
— Нет, ты жди меня у Феодоровского моста в шесть вечера. — Катя посмотрела подруге в глаза и улыбнулась, — Я рада, что ты со мной.
— А я впервые за эти три года так счастлива. — Пелагея поцеловала руку Екатерине.
Аглая (Глафира) I
После завтрака Аглая ещё какое-то время сидела в столовой, смотря на газету "Феодоровские ведомости", из которой она вырезала фотографию.
— "Александроградская икона Феодора Студита, вернётся на родину!" — Глаша тихо прочитала название главного заголовка.
— Неужели вам это интересно? — голос Семёна, заставил девушку подскочить с места.
— Семён, зачем так пугать? — возмутилась грация.
— Простите, Аглая Тарасовна. — лакей смущённо опустил взгляд, — Просто за то время, что вы тут живёте, вы не разу в храм не ходили, а тут вы читаете…
— И что с того? — уже спокойно сказала девушка.
— Вы не пойдёте на воскресную службу, которую посвятили возвращению иконы?
— Нет, и не собираюсь!
— Ясно. — на лице Семёна появилась робкая улыбка, — Аглая Тарасовна, с ваше позволения, я выброшу газету?
— Хм, да забирай, — Глаша швырнула лакею газету.
Несмотря на то, что Аглая считала Семёна миленьким дурачком, он был единственным мужчиной, который не вызывал у неё в душе отрицательных эмоций.
Зайдя в свою комнату, которую она делила с Марианной, девушка увидела, как немую грацию причёсывала Пелагея.
— Хм, Ма, а ты не хочешь их хотя бы чуть-чуть подрезать? — спросила Глаша, глядя на волосы сестры, в ответ Марианна сначала подняла руки к потолку, а затем скрестила их, — Ну и что, что мадам запретила тебе их стричь! Ты уже сама их причёсывать не можешь!
— Слушай, а может и в правду их укорить? Совсем чуть-чуть. — поддержала Пелагея, Марианна завертела головой.
— Ну, как хочешь. — сказала Аглая, подойдя к своему секретеру.
Пока сестры не видели, Глаша открыла верхний ящик своего секретера, в которой лежала фотография, вырезанная из газеты. На ней был изображён митрополит феодоровский Андрей. Также фотография была проколота иголкой.
"Жалко, я тебя так проткнуть не могу!" — со злобой подумала Глаша.
***
Февраль 1910 год.
Всё село Ставросино было взбудоражено приездом митрополита Андрея, который прибыл для освящения нового храма, чьё строительство было закончено неделю назад. Когда Глафира вместе с родителями и младшими сёстрами: Варварой и Ульяной, — пришли посмотреть на эту церемонию, территорию вокруг храма окружили почти все жители села. Тарасу Морозову пришлось посадить пятилетнюю Ульяну на плечи, чтобы та смогла всё видеть, а двенадцатилетняя Варвара подпрыгивала чуть не ли каждые три секунды. Жители села были так увлечены действием, что не обращали внимание на сильный мороз.
— Странно это как-то. — сказала Глаша матушке.
— И что же странного? — спросила Валентина Морозова.
— Сам митрополит приехал в наше маленькое село.
— Ну, так он двоюродный брат господина Журова. Ты же знаешь, семья Журовых любит предавать даже маленькому событию в жизни нашего села особый размах.
— Это да! — согласился Тарас, — А тут освящение храма, который строили целых пятнадцать лет.
— Наконец-то, мы больше не будем ехать на службу в соседнее село. — сказала Варвара, продолжая подпрыгивать на месте.
После этого важно мероприятия жители Ставросина, находясь в прекрасном расположения духа, медленно побрели по главной дороге. Весь путь был наполнен множеством голос, которые обсуждали такое долгожданное событие в жизни села. Но вдруг внезапно во все услышанье раздалось возмущённое: "Ты тут что делаешь, детоубийца?"
Большинство жителей обратили внимание на ту, кому это фраза была обращена. Это была брюнетка средних лет со славянской внешностью. Из-за одежды и распущенных волос, жители Ставросино сравнивали её с Бабой-ягой. Те, кто единожды увидел её, не забудут никогда, из-за шрама, рассекавшее лицо поперёк. В одной руке женщина держала толстый посох, а в другой — поводок, к которому была привязана французкая овчарка, злобно лаявшая на старую женщину, которая оскорбила хозяйку.