Он ринулся вперёд в отчаянной попытке защитить её своим телом, но тяжёлые цепи, лязгнув, туго натянулись, удерживая его. Железные кандалы врезались в запястья, но он едва замечал боль. Серебряные наконечники, застрявшие глубоко в его плоти, заперли его в человеческом облике. Он напрягся изо всех сил, изматывая себя до крови и пота, но ничего не мог сделать, чтобы спасти женщину, которую любил.

Бледное лицо Сони почернело и осыпалось под безжалостными лучами солнца. С треском и хлопками на её нежной коже появлялись дымящиеся раны.

Пронзительно крича, она вертела головой из стороны в сторону, но не могла избежать беспощадного солнечного света, который превращал её ранимую плоть в уголь. Дым начал подниматься от её тёмных волос за мгновение до того как они вспыхнули, превратив мечущуюся девушку в живой факел. Её обугленное лицо исказилось от боли, обнажая клыки. Покрытые волдырями руки извивались у неё над головой. Загремели цепи, она тщетно пыталась избавиться от кандалов, приковавших её к столбу. Рваная сорочка вспыхнула. Запах горелого мяса наполнил воздух. Золотой кулон сиял красным внутри этого пекла, словно кровь.

Палящий зной ударил Люциану в лицо. Всепожирающее пламя отражалось в его диких кобальтовых глазах. Он был всего лишь в нескольких ярдах от пылающего костра, однако, слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь. Ему оставалось только наблюдать, как палящее солнце пожирает его возлюбленную. Он заорал, словно безумец. Его хриплый крик присоединился к её предсмертным воплям в этом последнем мучительном разговоре.

– СОНЯ!

Виктор слушал, как умирала его дочь. Её мучительные вопли эхом разносились по замку и разрывали его древнее сердце в клочья. Он прижал свой морщинистый лоб к двери спальни, ледяные слёзы текли по его лицу. Нестареющее тело тряслось от рыданий.

Много веков назад, когда он боролся за каждый вздох на смертном одре, Маркус пришёл к Виктору и предложил ему бессмертие в обмен на помощь смертного военачальника против Уильяма и других оборотней. Глядя смерти в лицо, Виктор с радостью принял укус вампира. На протяжении веков он никогда не жалел о своём решении.

До сегодняшнего дня.

Он прислонился к прочной древесине, закрыв уши, чтобы заглушить ужасные вопли, исходящие из зала казней. Жуткие крики, наконец, затихли, верно, потому что её лёгкие сгорели в прах. Виктор засунул кулак себе в рот. Его клыки впились в костяшки пальцев.

Никто никогда не заговорит об этом снова, решил он. Он наложит запрет на всякое упоминание о Соне либо её грехах под страхом смерти и прикажет Танису полностью вычеркнуть её имя из архивов. Боль сегодняшних неблаговидных поступков никогда не покинет его, но, возможно, со временем позор его дочери будет забыт историей. А у него появится ещё один секрет, который он будет хранить вечно.

Потеря единственной дочери была словно колом в сердце.

"Сначала моя жена, - сетовал он, - а теперь - моя драгоценная Соня".

Он лишился семьи и любви.

Теперь всё, что у него осталось, была месть - Люциану и всему его презренному племени!

Люциан растянулся на полу зала, изнеможенный слезами и страданиями. Прошли часы, пролитая им кровь давно высохла, хотя беспощадное серебро всё ещё жгло под кожей, удерживая его в человеческом облике. Убийственное солнце медленно покидало небосвод. Фиолетовое сияние сумерек заполнило открытую диафрагму на потолке. Грозовые тучи пронеслись мимо дыры в куполе.

Солнце отступило слишком поздно для Сони. Всё, что осталось от прекрасной вампирши-воительницы, была безжизненная серая статуя из обугленных костей и пепла. Её припорошенные руки всё ещё были подняты над головой, поддерживаемые выжженными железными кандалами. Блестящие волосы полностью сгорели, обнажив очертания голого черепа. Вид мучительной скорби, как за себя, так и за своего неродившегося ребёнка, застыл на её мученическом лице. Обрывки сгоревшей сорочки расплавились на останках, едва сохраняя её благопристойность. Почерневшие кости просвечивали через потрескавшуюся угольно-черную плоть. Только одинокое золотое мерцание добавляло немного цвета мрачной серой фигуре: лунообразный кулон Сони всё ещё был застёгнут вокруг безжизненной шеи.

Даже в смерти в ней было что-то невыразимо прекрасное.

Когда последний отблеск дневного света исчез с неба, дверь в зал распахнулась, прервав горе Люциана. В зал вошёл Виктор в сопровождении почётного караула Вестников Смерти. Он как всегда был одет в мрачных тёмных тонах. Так что нельзя было сказать, был ли злобный Старейшина в трауре.

Торжественно, с вытянутым лицом, он прошёл по залу к осыпающемуся чучелу, которое когда-то было его дочерью. Если тлеющие останки и смутили его, то строгое лицо никак не выдало этого. Полированный серебряный палаш висел на его боку. Кусочки обожжённой кожи хрустели под подошвами сапог.