Пока Лешка плещется в ванной, успеваю навести относительный порядок и накрыть на стол. Романов въезжает в кухню одетый в свободную домашнюю одежду, с капельками воды в волосах. Мы усаживаемся за стол друг напротив друга и молча едим.

— Ты пойдешь в душ? — вдруг спрашивает он, и я вздрагиваю от звука его голоса.

Сбежав в ванну, закрываю дверь, облокачиваюсь на стену и прислушиваюсь. Потом моюсь тщательно очень горячей водой, потому что меня то знобит, то бросает в жар. И, выйдя из ванной, неловко топчусь на пороге комнаты, потому что не знаю, куда пойти.

— Лиза, иди сюда, — доносится его голос, и, мне кажется, что в нем я слышу нервные, тревожные нотки.

Зайдя в спальню, вижу, что он сидит на кровати, не раздеваясь.

— Я постелил тебе в той комнате, — говорит, не глядя на меня.

От этих слов у меня в душе холодеет. Хочется возразить, сказать: «Какой смысл быть соседями в этой квартире?». Но вдруг понимаю, что он боится ничуть не меньше меня, и, присаживаясь рядом, отвечаю, как ни в чем не бывало:

— Хорошо. Тебе помочь?

Он поджимает губы и грустно смотрит мне в глаза.

— Лиза, — вдруг говорит очень серьезно, — если ты выбираешь меня, дай мне возможность чувствовать себя сильным. Мне не сиделка нужна.

Что я могу сказать? Конечно, он прав, мне еще учиться и учиться.

— Ладно, — говорит он с горечью, — ты иди. Тебе на работу завтра?

— Нет, — качаю я головой.

У меня и правда завтра последний выходной, и на часах уже за полночь. Но мне не хочется уходить от него. Между нами и так все зыбко, натянуто до предела, и я боюсь, что эта тонкая связь совсем оборвется.

— Я хочу остаться, — говорю, уткнувшись в его плечо. — Хочу быть с тобой.

Он выдыхает и, подтянувшись на руках, ложится головой на подушку. Я устраиваюсь на противоположной стороне кровати и лежу, разглядывая его лицо в свете ночника. Сказать, что я на грани — не сказать ничего.

Он лежит с открытыми глазами, и я уже собираюсь что-нибудь ему сказать, но он поворачивается на бок и смотрит мне в глаза, потом тянется рукой к моему лицу. Стараясь не дышать, я придвигаюсь ближе, так чтобы чувствовать его всем телом. Он, наконец, обнимает меня и прикасается губами к губам. Мы как будто вновь узнаем друг друга, изучаем и привыкаем. Наш нежный поцелуй постепенно становится глубоким, страстным. Но очень скоро я понимаю, что только поцелуев мне мало. Я слишком долго ждала этого мужчину и теперь с ума сойду, если не получу.

Когда его рука оказывается под блузкой и прикасается к моей обнаженной груди, я закидываю на него ногу и прижимаюсь теснее. Он с рычанием обхватывает мои бедра. Он меня хочет. Это открытие окрыляет меня. Я больше ничего не боюсь, потому что понимаю, что трусливой и неуверенной мне сейчас быть нельзя.

Не отрываясь от его губ, я сама снимаю одежду и, поймав на себе голодный взгляд, тяну вниз его брюки вместе с бельем. Минуту мы лежим обнаженные, прильнув друг к другу телами, и пытаемся отдышаться. Потом я осторожно толкаю его на спину и сажусь сверху. Он замирает и тут же подхватывает меня под ягодицы. Тогда я сама направляю его в себя.

Он прикрывает глаза, закусывает губы и стонет, опуская мня. Несмотря на дикое желание внутри, я морщусь от боли и впиваюсь в его плечи: почти год у меня никого не было. Но вот одно, два, три движения, и я привыкаю к нему, и уже задыхаюсь от удовольствия, и с ума схожу, видя, как ему хорошо.

Когда он кончает, я лежу, вздрагивая от бушующего внутри возбуждения и неудовлетворенного желания. Слишком быстро…

— Прости. Не мог сдержаться, — шепчет, целуя мою шею.

Его руки тянутся ко мне, и я раскрываюсь, потому что не могу отказаться от этих ласк. Его прикосновения, сначала тягучие и неторопливые, опять становятся сильными, а дыхание прерывистым. Он опять хочет меня.

Я откликаюсь мгновенно и приподнимаюсь, чтоб снова быть сверху, но он не позволяет.

— Я знаю, как ты любишь, — укладывает он меня на спину и располагается между моих разведенных ног. Мое сердце сбивается с ритма.

— Леша, — шепчу я неуверенно, — как ты?..

— Молчи, — рычит он и медленно входит в меня.

Я кричу! Кричу при каждом его движении, при каждом толчке. Он кусает губы и смотрит в мое лицо.

— Давай, любимая, теперь ты… — шепчут его губы.

И когда он толкается особенно глубоко и сильно, мое тело отвечает невероятным оргазмом.

Алексей

Посадку на рейс до Москвы опять задерживают из-за шквалистого ветра, и мы тревожно поглядываем на часы. Через неделю у меня операция, через неделю решится: буду я ходить или нет.

В аэропорт мы приехали всей толпой: Пашка, отец, Лиза и я. Зачем надо было создавать такой ажиотаж — не понимаю? Мне хотелось еще чуть-чуть побыть наедине с Лизой, и отец, страшно довольный, что мы вместе, уводит Пашку в ресторан.

Лиза невесело вздыхает, глядя им вслед, и придвигается ко мне. Обнимая, я прижимаю ее ближе и тихо спрашиваю: