Я покачала головой.

— Но Романов не хочет, чтоб вы доделали «Атаку»… — попыталась объяснить.

Кирилл поднял глаза к небу. Он не понимал, почему для меня так важно, что Романов никому не отдает мой проект.

— Да кто его разберет, этого Романова, — вспылил Одинцов. — Продал, теперь хочет выкупить. Только непонятно, где он деньги возьмет…

Его пренебрежительный тон задел меня за живое. Но мне было интересно, что еще он знает, поэтому я сказала:

— Виктор Михайлович — человек небедный. Видимо, он поможет…

— Насколько я знаю, — скептически хмыкнул Одинцов, — дела они ведут порознь. Да и сомневаюсь, что Михалычу нужен этот геморрой с «Атакой». Романов того и гляди «Мотылек» пропьет.

— Что? — не удержалась я.

Романов пьет! Не хочу верить. Не хочу думать, что он сломался, опустил руки.

— Я точно не знаю, — осторожно начал Кирилл, — но слышал, что он, как приехал месяц назад, так и не просыхает. Да ведь и авария-то по его вине…

Вступать в дискуссию по поводу аварии не хотелось. Еще до отъезда все обвинения с Лешки были сняты. Анализы показали, что в его крови не было алкоголя, но никому это уже было неинтересно, потому что газеты раструбили сенсацию: сын Романова покалечил человека.

Меня покоробило другое: месяц он уже в городе, мы ходим под одним небом, дышим одним воздухом…

— Ну так как, Лиза, нам можно на тебя рассчитывать? — наклонившись ко мне, спросил Кирилл.

Он взял мои руки в свои и заглянул в глаза. Уголки моих губ невольно поползли вверх. Странная штука жизнь: Кирилл Одинцов — умница, мечта всех девочек школы — на побегушках у какого-то бизнесмена, а Лешка Романов — хулиган и двоечник — главная любовь в жизни зубрилки и отличницы.

— Извини, Кирилл, — сказала я, уже приняв решение, — ничего не могу обещать, пока не поговорю с Романовым.

Он разочарованно скривился.

— Да дался тебе этот инвалид!

Я оттолкнула его руки. Хотелось ответить что-нибудь резкое, обидное, но в сумочке зазвонил телефон, и, ни слова не говоря, я отвернулась от Кирилла.

Звонила Нина. Я совсем забыла про нее, а она, оказывается, уже полчаса ждала меня в кафе.

— Что-нибудь случилось? — спросила она тревожно.

Я молчала. Сама еще не до конца осмыслила происходящее.

— Не знаю, как тебе сказать, — начала неуверенно, — Леша вернулся.

— Как? Когда? — закричала она в трубку.

— Оказывается, он уже месяц в городе. Я случайно его встретила.

— Лиза, он ходит? Как он?

— Я не знаю, — рассеянно ответила я, — он был в коляске. Видимо, все по-прежнему.

— Что ты будешь делать? — продолжала она мучить меня вопросами. — Лиза, ты слышишь? — обеспокоенно спросила, так и не дождавшись моего ответа. — Что ты будешь делать?

— Нина, где он сейчас может быть? — не отвечая на ее вопросы, спросила о том, что было важно.

— Где? — задумалась она. — Раньше они часто в «Мотыльке» сидели. Так что ты будешь делать?

Она не знала, что я уже иду к остановке.

— Поеду к нему, — ответила я больше себе, чем ей.

И отключила телефон.

Запыхавшись, я влетела в «Мотылек» и огляделась. Мелькание огней, толпа и оглушительная музыка. Я прошлась по залу, заглядывая в лица людей, поднялась на второй этаж и за самым дальним столиком увидела его. Он сидел вполоборота на кожаном угловом диване и разговаривал о чем-то с Пашкой, не подозревая, что за ним наблюдают.

Я видела только четкий профиль, сильные жилистые руки, лежащие на столе и что-то рисующие на листке бумаги. Его волосы отрасли и, по-видимому, лезли в глаза, потому что он несколько раз убирал их рукой.

Я сделала к нему шаг, и у меня затряслись колени. 5 месяцев! 5 проклятых месяцев я жила без него. И вот он приехал. Сидит здесь и не видит меня, и я могу развернуться и уйти. Но я не уйду. Теперь никогда.

Вдруг у меня появляется мысль. Я спускаюсь в зал и подхожу к музыкантам. Вру, что хочу устроить сюрприз для своего парня, и они соглашаются подыграть. Но, когда называю песню, морщатся. Это неформат! Хозяин в клубе, и им влетит.

Кладу крупную купюру и обещаю решить все вопросы с хозяином сама, уверяя, что хорошо его знаю. Они сомневаются, но я говорю очень убедительно и добавляю еще одну купюру. Переглянувшись, ребята прячут деньги и помогают мне подняться на сцену.

Я встаю в центр и беру микрофон. Сердце стучит, как бешеное, и горло сжимает тисками. Так я не смогу петь. С трудом заставляю себя расслабиться и дышать ровно.

Пестрая клубная публика с удивлением посматривает на девушку, одетую в джинсы и простую белую блузку.