Собор берёзовый
вернуться

Макеев Василий
Шрифт:

Добрые люди

«Не занимать ума и силы…»

Не занимать ума и силы,Не зрить разбег чужой судьбы,Занять бы горести осины,Занять бы робости вербы.Чтоб ради шелеста простого,Захороня навеки злость,Взамен оставленное словоСредь веток тонких прижилось.Чтоб жизнь текла и совершаласьВ неиссякаемой тишиИ чтоб душа не отрекалась,Не отрекалась от души.

Эхо войны

Тётю Веру называют тронутой,Не рискуя ахнуться впросак, —Так она идёт аршинно-строгаяС оловянным маревом в глазах,В магазинах очереди путая,Не качнув болезной головой…А услышит шёпот: «Полоумная…» —Обольются губы синевой.И тогда в припадочном угаре,Раздирая судорожно рот,Тётя Вера в копоти и гариЗа солдатом раненым ползёт…О, людская лапотная слепость,Разве в этом не твоя вина,Что поныне горько и нелепоЖенщину преследует война?Не даёт покоя и прохода…Но бывает изредка, во снеДень Победы к женщине приходитВ поцелуях, плаче и весне.И тогда с лучистыми глазами,На груди награды расплескав,Тётя Вера ходит по вокзаламИ кого-то ждёт издалека.Ждёт-пождёт…И прежняя история:За спиной качаются смешки,Наяву – соседи в санаториях,Только ей советуют – в Ложки.И всё так же называют «тронутой»,И другие славят имена…Женщину, святую перед Родиной,До сих пор преследует война!Да одна ли травму получилаИ безумна стала, и проста?! —Как слепые пули приручила,Так людскую слепость не прошла.Я хочу, чтоб памятно и честноВ песню бы вошла она и в стих,Чтобы, славя мёртвых неизвестных,Мы не забывали о живых.Чтоб никто о горе не умалчивал.Чтоб её не мучила война,Чтоб была ей Родина не мачехой,Родина, что ею спасена!

Домашние снимки

Фотографии на стенахНезаметно, постепенноВыцветают, словно сад,Но по ветру не летят.До сих пор они в почёте,Ими хвастает семья.Это – дядя, это – тётя,Это – бабушка моя!Я гляжу на эти лики,Как застывшие в воде,Просто русских, невеликих,Замечательных людей.Этот – с поля, та – с завода,Тот – остался на войне…Вся история народаРазместилась на стене.Как на ней теперь ни тесно,Не забыли никого —Всё равно осталось местоИ для снимка моего.Это – просто, это – нервно,Словно листьям на ветру.Но поэтому, наверно,Я навеки не умру…

Шепчутся девчонки

Листопады осень телешат,Щёки окон в лунной повители…Губы в губы, приторно дыша,Шепчутся девчонки на постели.Колобродит в девочках любовь,Тянет их в сердечную стихию.Так на песню тянется слепой,Так к рассвету тянутся глухие.Чуть вздыхает сонная кровать,Ходики танцуют неустанно.И никак не хочется скрыватьПервые нечаянные тайны.Эти тайны – взгляд исподтишка,Эти тайны – встречи у калитки,То к девчонкам просится тоска,То воркуют радости излишки.Ах, девчонки!Слушайте меня!Вы одно друг другу не сказали,Как ночами мешкают, томясь,Мальчики с открытыми глазами.Как они мечтательны вдвойне!И от них зависит, в самом деле, —Долго ли в обнимку при лунеДевочкам шептаться на постели.

«Помню детства милые обноски…»

Помню детства милые обноски,Кто же ими не был окрылён?Синие шершавые матроскиИ пальто из сестриных пелён.Помню с другом нравственную драку,Сопли с кровью – важная ль беда?Целовал я Тоньку-задавакуЗа стальные пёрышки тогда.А у друга перья не водились, —И у школьной старенькой доскиМы с Витьком бычатами сходилисьИ чесали вдоволь кулаки.И кому б ни выпала победа,Как туман, разведривалась злость.Оставались вместе без обеда,Что слезами Тоньке отлилось…Помню всё усмешливо и тонко,А верней – завистливо-остро,Ведь Витьку навек досталась Тонька,Ну а мне – паршивое перо!

Имя

Мне нравится имя моё – Василий.Меня так по дяде назвать решили.Он пал на войне за Москву и Россию,За то, чтоб меня называли Василий.Он был, говорят, невысокий и сильный,Отцу моему приходился он вровень.Глаза его были неистово синими,И чуб разметался по самые брови.Он был, говорят, озорник и девчатник,И пуля не первой его целовала…И плакала бабушка после ночамиИ самым хорошим его называла.И тут появился мальчишка крикливый,Глаза его были немножко синими,И щёки сияли, как ранние сливы…И звать порешили мальчишку Василием,А вот я и вырос,Не слабеньким плаксой,Порою душа неуюта просила,Мне нравится имя моё, как ласка.Мне нравится имя моё, как сила.Я имя такое запачкать не смею,Которое кровью война оросила,Я имя такое по жизни сумеюНести незапятнанным,СлавнымИ синим.И я не один на великой РоссииГоржусь, что меня называют Василий.

Тряпичник

Буду я неторопким тряпичником,Буду всем коробейникам сват.Буду ветошью желоб напичкиватьИ кобылу кормилицей звать.На телеге большой и весёлой,Под свистки ошалелой чекиЯ поеду по песенным сёламПродавать молодухам платки.Буду ехать по улицам шагом,У тесовых ворот голосить,И старухи, закутавшись в шали,Будут тряпки ко мне выносить.Будут бегать за мной ребятишки,Синяки на ногах наживать.Будут прятать от мужа под мышкиМолодухи мои кружева.От товарок отвялившись шумных,Я направлю кобылу в ковыль,Заночую на дальних загумнахУ весёлой, бедовой вдовы.Встану утром счастливый и нищий,Ей спасибо промолвлю за сольИ пойду, помахав кнутовищем, —Настоящий тряпичный король!

«Как лемех зеркальный…»

Как лемех зеркальныйНа жёсткой стерне,Я вновь улыбаюсьДрузьям и подругам.А что же поделатьПостылому мне,Коль я не хожуЗа норовистым плугом?Умеющий с детстваСтихом голосить,Звенел поутру,Как молочный подойник,На пару с отцомОбучился коситьПокорный пырейИ податливый донник.Уменье сие,Расторопность сияЕдва ли мне в жизниПотом пригодится,Я гинул в слезахОт потуг бытия,Крылом трепеща,Как печальная птица.Отец благодушноМне не дал леща,Лишь чуб взворохнулИ на темечко дунул,Чтоб я превратилсяВ хмельного хлыща —И я покорился,Но в сторону плюнул.Простили мне сорныйИ взгальный язык,И вздох нарочитый,И выдох прощальный.К людской толчееЯ весьма пообвыкИ всем улыбаюсь,Как лемех зеркальный.