Взгляд упал на туалетный столик: вот любимый перстень из агатеса, подарок матери. Она купила его для Мирталы у заезжего финикийского купца в тот день, когда узнала, что дочь из подростка превратилась в девушку, стала взрослой. Купец сказал, будто агатес приносит счастье. Может, это и есть её счастье – сочетаться браком с царем Македонии? Миртала дорожила камнем, как памятью о матери. Еще у неё есть небольшая тарелочка для косметических мазей, крохотный ножичек с рукояткой из кости и поясная пряжка из позолоченной бронзы. Всё, всё в этой комнате знакомо и дорого! Как же бросить эти милые вещички и уехать вдруг навсегда?

Вот картина на стене, изображавшая встречу Диониса с пиратами. Пираты захватили его, не зная, что он бог. Дионис не открылся им, а когда корабль направился в море, свершилось чудо: по палубе заструилось вино, на парусах проросли виноградные лозы, на мачтах, как на ветвях, появились диковинные фрукты, а корабельные уключины для весел оказались увитыми гирляндами из цветов… Только тогда пираты поняли, что пленник непростой, и перепугались, стали униженно просить у Диониса прощения. Но было поздно: на палубе появились хищники, которые растерзали пиратов; кто успел выброситься в море, превратился в юркого дельфина… Этот необычный эпизод художник изобразил на картине.

Когда отец пригласил художника и спросил дочь, что она хочет видеть на картине, Миртала не сомневалась: «Диониса». Для нее он представлялся прекрасноликим юношей с пронзительными голубыми, как небо, глазами и светлыми, словно лучи солнца, кудрями, и небольшой бородкой на пышущем здоровьем лице. Дворцовый жрец-прорицатель объяснил девочке, что имя Дио-нис означает «Бог с горы Нис». По воле злой судьбы божественный малютка оказался в Индии на горе Нис, где прошло его детство. Когда Дионис вырос и стал богом, он научил людей растить виноградную лозу и делать вино, веселящий сердце напиток, прогоняющий заботы и страдания. Эллины называют бога именами: «Влага Вина», «Небесная Влага», «Живительный дождь, изначально оплодотворивший Землю». Жертвенные приношения посвящают Дионису «Одождителю», после чего небесные потоки увлажняют землю, давая рост всевозможным злакам, деревьям и травам. Одним из символов Диониса является змея на посохе – эмблема здоровья, за это бога называют «Змеями увенчанный», «Змеевидный». Имена эти почитают совместно с именем Диониса.

С тех пор как девочка Миртала себя осознала, она начала чувствовать необъяснимое влечение к Дионису, словно к божественному жениху. По этой причине она перестала бояться змей, часто подбирала их малышами, кормила, приручая к рукам, как делали взрослые жрицы культа Диониса, бесстрашно целовавшие их в разящие смертью пасти. Миртала замечала, что вся трепещет от одного вида неуловимого изящества змей и мистической таинственности застывших в недвижности глаз. Со стынущим благоговением она пробовала прикасаться щекой к прохладной змеиной коже, осознавая, что это её не страшит, и даже нравится…

Миртала взрослела, заполняя пребывание в Эпирском дворце фетишами избранного культа. Повсюду висели виноградные лозы, а в другое время года – густые нити вечнозеленого плюща. Разлапистые ветки сосны с фаллическими шишками занимали немало места в дворцовом гинекее. Но особенно девушке было по душе общение с ручными змеями длиной до шести локтей, толстых и недовольно шипящих питонов. Днем они позволяли своей хозяйке прикасаться к их мраморовидной толстой коже, при этом осторожно обвивали хрупкое девичье тело. По вечерам змеи отправлялись на отдых в большие ивовые корзинки с плотными крышками. Возможно, питомцам Мирталы нравились ее ласки? Артемисия однажды подсмотрела, как перед тем, как вытащить змей из убежища, она окуривает их дымом каких-то благовоний, и те сразу становились вялыми, безразличными ко всему. Это похоже на состояние змей, опоздавших по какой-то причине забраться поглубже в нору в осеннюю пору, на зимовку.

У Мирталы иногда проявлялись сильные головные боли. Лекарь предлагал свои настойки, няня уговаривала «прибить головную боль к ясеню или осине»: иначе с больной головы надо было срезать прядь волос и прибить ее к дереву. Миртала отмахивалась от советов и обвязывала вокруг лба сброшенную змеиную кожу. Помогало!

Девочка слышала от женщин о чудесном острове Самофракий, где совершались священные мистерии в честь Диониса. Повзрослев, она поняла, что очень хочет побывать там, окунуться в священную мистерию и стать одной из менад, «безумствующей в вере». Постепенно желание превращалось в страстное нетерпение. Неокрепшая душа подростка рвалась из стен гинекея, устремлялась к познанию культа Диониса. Остров Самофракий стал желанной мечтой Мирталы…

Голос Артемисии вернул её в действительность:

– А почему ты говоришь мне, что не знаешь Филиппа? Вспомни юношу, которого встретила во время праздника Диониса на Самофракии! Сколько лет было тогда тебе? Немногим больше двенадцати.

Отец Мирталы, царь Неоптолем, уступил настойчивым просьбам любимой дочери, разрешил посетить известное в Греции святилище на острове Самос Фракийский, или Самофракий. С девочкой отправили двух молодых служанок и дальнюю родственницу из небогатой, но знатной семьи молоссов, Артемисию, в прошлом кормилицу, теперь заботливую няню. Артемисии можно было доверить избалованную вниманием родителей дочь.

Особенно запомнилось девочке плавание по неспокойному морю. Ветер налетел внезапно и чуть не наделал беды, несмотря на то что кормчий в начале пути бросил в море бронзовую чашу в дар Посейдону. Небольшое торговое судёнышко неуклюже моталось с борта на борт, зарывалось тупым носом в иссиня-зелёную волну, и казалось, вот-вот утонет. Мирталу, как и многих пассажиров на корабле, сразу укачало. Тошнило и не хотелось жить. Наконец, сквозь дрожащее полудневное марево на горизонте возник остров. Ближе Самофракий показался огромным чудовищем, которое опустило в море лохматую морду, оказавшуюся мрачной скалой. Над всем островом возвышалась священная гора Саока.