Сейчас же, все данные о противнике сводились к информации, почерпнутой во время редких встреч в дальнем космосе, — несколько холодянских экипажей, два экипажа Трилистника и смутные данные от нескольких периферийных миров, — трех неудавшихся попыток вести переговоры, исследования корабля бёза, погибшего в поясе астероидов планетарной системы Проксимы Бегуна, и из военного противостояния в системе Беты Оленя. Тогда, пользуясь многократным численным превосходством, бёза попросту выдавили холодян из системы, которая была Холоду по сути не нужна и за которую они посчитали излишним лить свою и чужую кровь. И еще был один малозаселенный и очень далекий мир под патронажем Трилистника, который пришлось эвакуировать, поскольку было очень трудно удержать. Так что, по большому счету, никто с бёза пока всерьез не воевал, и поэтому никто ничего толком не знает ни об их государстве, — если таковое вообще существует, — ни о численности населения, ни об истинных размерах флота. Мало было известно так же об их вооружении и тактических приемах.

Предполагалось, что в отличие от других космических народов, демографический переход у них не состоялся, в связи с чем население быстро растет, а их религия — или какая-то иная форма идеологии, — полагает главной целью прогресса заселение галактики. Причем, заселять космос должны именно бёза, но "терраформирование" планет под свою анатомию и физиологию отчего-то ими даже не рассматривается. Отсюда "высокий спрос" на кислородные планеты с невысокой гравитацией, лежащие в обитаемой зоне солнцеподобных звезд. При этом, бёза нельзя было назвать агрессивными в полном смысле этого слова. Они не атакуют отдельные встреченные ими в космосе корабли, если те им не мешают или впрямую не угрожают. В бой вступают, похоже, только в борьбе за гегемонию в космосе, но, главное, за контроль над кислородными планетами. Однако население захваченных планет истреблять, по-видимому, не хотят, позволяя ему эвакуироваться. Об этом же говорит их сакраментальное — "освободите планеты!"

"Получается, — подытожил Эрик свои размышления на актуальную для военного человека тему, — нашли мы себе качественного врага. Ни убавить, ни прибавить!"

Между тем, закончив знакомство с офицерами штаба и командной рубки — он уже знал их всех в лицо, беседовал, так сказать, на расстоянии, но коммуникатор одно, а личное знакомство — совсем другое, — Эрик прошел в свой адмиральский отсек. Здесь, на "Хобергорне", в отличие от имперских крейсеров, адмиральское кресло находилось сразу позади "командной подковы" — двух параллельных друг другу дугообразных панелей управления, за которыми располагались кресла командира корабля, трех пилотов, и трех старших офицеров, представлявших группы главного навигатора, тактика и связиста. Кресло Эрика было расположено выше, так что он мог свободно видеть и ходовой и тактические экраны, а также всю командную группу крейсера. А позади этого кресла как раз и находился адмиральский отсек, то есть территория, предоставленная оперативному штабу при командующем эскадрой. Сам штаб со всеми своими отделами и оперативным центром располагался двумя палубами ниже, но был связан с адмиральским отсеком двумя скоростными лифтами типа "вошел-вышел". А здесь в командной рубке крейсера у адмирала Вильфа был просто "свой закуток", в котором с помощью опускающихся с потолка или поднимающихся из пола звуко- и светонепроницаемых перегородок можно было выкроить практически любую понадобившуюся командующему конфигурацию помещений. Например, адмиральский кабинет с примыкающим к нему секретариатом или еще что. Сейчас это был именно кабинет командующего и смежное с ним помещение, где работали несколько референтов Эрика и два его постоянных адъютанта. Сюда он и прошел, чтобы ответить на личный вызов одного из семи Первых адмиралов холодянского флота — начальника отдела стратегического планирования Родрика Лобанова.

— Вильф на связи, — сказал он, усаживаясь в кресло и одновременно включая режим конфиденциальности.

— Подключение, — сообщил "механический" голос.

— Офис адмирала Лобанова. — А это уже был живой женский голос.

— Проверка линии, — подключился кто-то из техников службы безопасности.

Сразу после этого пошел перезвон подключающихся систем защиты, и наконец, над столом Эрика возникло голографическое изображение немолодого, но все еще крепкого мужчины, одетого в форму адмирала холодянского флота.

— Здравствуйте, Мориц! Я Родриг Лобанов. Мы можем поговорить?

— Здравствуйте, Родриг! — в свою очередь поздоровался Эрик. — Я в вашем распоряжении.

— Хорошо, — кивнул адмирал. — Вы уже получили приказ на выдвижение?

— Да, стартуем через шесть часов.

— Хорошо, — повторил Лобанов. — Успели ознакомиться с общей концепцией развертывания сил?

— Да, — подтвердил Эрик очевидное. — Но я не совсем понимаю смысла задаваемых вами вопросов.

— Смысл в том, что я хочу ознакомить вас со своим особым мнением, которое, разумеется, до вас не довели.

— Любопытно, — Эрик не стал скрывать своего удивления. Все-таки не каждый день один из руководителей флота сообщает командующему второстепенной эскадрой о том, что имеет особое мнение относительно решений, принятых Главным Штабом.

— Полагаю, что штаб ошибается в оценке намерений противника.

"Ну, ничего себе! Штаб ошибается?"

Впрочем, в штабах сидят не боги. Ну а люди способны ошибаться.

— В чем заключается ошибка? — спросил Эрик вслух.

— Приходилось играть в шахматы с самим собой? — вопросом на вопрос ответил адмирал Лобанов.

"Вот даже как!" — Эрик сразу понял, о чем идет речь, но, если адмирал прав, то все они в жопе.

— Считаете, что штаб планирует военные действия, исходя из неверной оценки возможностей противника?

— О возможностях не скажу, — тяжело вздохнул собеседник, — потому что знаю не больше, чем все остальные. Но вот способности бёза в оперативном искусстве наши умники явно переоценивают. Исходя из того немногого, что мы о них знаем, я делаю вывод, что у бёза нет опыта космических сражений. Если они и воевали в прошлом, то имели дело только со слабым противником. А между собой — в отличие от людей — или не воевали совсем, или воевали давно и успели забыть подробности. Поэтому, полагаю, ожидать от них тех же действий, которые на их месте предприняли бы мы, в корне неверно. Мое особое мнение сводится к тому, что они не станут изощряться, а ударят всей силой, исходя из простой логики, а эта логика подсказывает провести наступление сразу на нескольких направлениях, среди которых, увы, находится и Альфа Октопуса. Так что вам, Мориц, по моему мнению, следует готовиться к худшему. Вы или вывалитесь в систему, уже занятую противником, или окажитесь на пути гораздо большей силы, чем предполагает роспись сил вашей эскадры.

— Почему именно Альфа Октопуса?

— А вы попробуйте развернуть к себе ту карту звездного неба, которую видят перед собой бёза, и прикиньте, как бы стали действовать сами, не будь вы обучены всем тонкостям оперативного искусства.

Предложение, не лишенное смысла. Удивляло только, отчего Эрик не додумался до этого сам. Сейчас, когда адмирал Лобанов высказал свои сомнения, все детали конструкции, словно бы, встали на свои места, и Эрик увидел то, чего не видел еще мгновение назад. Как так? Ведь он был знаком с фактами! Лобанов в этом смысле не сказал ему ничего нового, и более того, Эрик понимал его, что называется, с полуслова. Старый адмирал говорил тезисами, ничего не разжевывая, и даже, напротив, нарочито пропуская длинные объяснения, ни разу не озвучив всю — от начала и до конца, — цепь своих рассуждений. По-видимому, предполагал, что Эрик его поймет, и, если судить по результатам, не ошибся и в этом. А дело, как понял сейчас Эрик, было в том, что он все еще не привык думать, как адмирал, не научился в полной мере задействовал весь тот огромный опыт, который успел собрать за свою долгую жизнь адмирал Фокин. Знания адмирала, его оперативный опыт, его стиль стратегического мышления, — который ведь тоже суть результат обучения, а не игры генов, — все это, помноженное на быстрый и сильный интеллект Эрика, должно было когда-то в будущем дать свои результаты. Но все это требовало времени и не малого при том. Эрик просто не успел пока "переварить" все так просто доставшееся ему богатство. Но стоило Лобанову очертить проблему, как мозг Эрика заработал в полную силу.