Это были дети, пронзенные пиками, которые, выглядывая из их шей, подпирали разваливающийся свод.

Это были воины, чьи тела подверглись невероятным метаморфозам. Они так же держали на своих плечах (или на тем, чем те стали) свод.

С облупившейся краской из природных материалов, он обнажил качающиеся, проржавевши цепи, на которые висели оборванные кандалы.

— Символ того, что мы стали свободны, — донеслось из-за спины.

Легкий шепот, почти неразличимое дуновение ветра. Но все же, Хаджар прекрасно знал, кому именно принадлежал этот голос.

С ним говорил Черный Генерал.

И его же фигура, мерцающим туманом, стремящимся исчезнуть, но при этом не пропадая из реальности, шелестела среди жутких колонн.

— Как ты…

— Это место моей силы, ученик, — первый из Дарахнов провел рукой над колонной одного из воинов. Его превратили в подобие жука, заменив руки и ноги на отвратительные лапы. Хаджар же машинально дернулся. Он не был учеником Врагу и не собирался им становиться. — Мой верный соратник… я все еще помню наши с тобой битвы против узурпаторов.

— Сора…

— Эти колонны — напоминание того, что свобода, — капюшон все так же скрывал лицо Черного Генерала. И даже когда тот поднял голову, чтобы посмотреть на качающиеся, ржавые цепи, то ткань неизменной тенью ниспадала с его головы. — не дается без крови и страданий.

Хаджар промолчал.

Он это прекрасно знал.

Самое ценное, что есть у людей. Единственная основа, на которой можно построить хоть что-то. Фундамент жизни — свобода.

Свобода быть самим собой. Чтить свои традиции. Своих богов. Предков. Говорить на своем языке. Или же что-то более приземленное — ходить, не звеня цепями; не лизать руку, которая держит поводок от твоего ошейника.

Не важно.

Для многих воинов.

Для большинства воинов.

Почти для каждого.

Это была причина воевать.

Потому что так повелось с тех пор, как появился Черный Генерал.

С тех пор, как под знаменем свободы, символ зла восстал против сосредоточия гармонии и добра — Седьмого Неба.

— Я должен сразиться с тобой? — Хаджар обнажил клинок.

Черный Генерал, вместо ответа, встал напротив ребенка, которого пронзила пика.

— Первый и единственный сын, рожденный от бога и смертной, — прошептал Черный Генерал. — существо, которое не должно было появиться на свет. Но, все же, появилось. Тогда я и понял, что все учение Яшмового Императора — неправда. Даже не вымысел. А чистая ложь.

— Твой? — спросил Хаджар.

В ответ Черный Генерал лишь скупо отрицательно покачал головой.

— Если может быть рожден тот, кого не должно существовать. Кого не может существовать… То — что еще утаили те, кто держит в руках Книгу Тысячи. Какие еще из их законов так же лживы. Откуда взялись законы Неба и Земли? Откуда берет свой исток Река Мира. Что такое — Безымянный Мир?

Хаджар посмотрел на Черного Генерала. Если кто и должен был знать ответ хотя бы на последний вопрос, так это он — рожденный на мертвый земле, обдуваемой северными ветрами.

— Из-за вопросов, мой ученик, — величайший мечник из когда-либо живших — туманная тень, гонимая едва заметными порывами ветра, отплыла от колонн. Под полами её плаща, на камнях, которыми умостили зал, змеились глубокие трещины. Из них пробивалась какая-то растительность. Пыль и затхлость. Увядание. Время не щадило даже постройки, возведенные теми, кто нашел в себе силы и отвагу восстать против небес. — и началась та война. Не потому, что я хотел занять Яшмовый Трон. Не потому, что затаил обиду или гнев на Яшмового Императора.

Последние слова Черный Генерал произнес как-то… спокойно. Нет, он и так говорил вполне себе нейтрально. Но это звучало как-то совсем по-другому. Тихо… Мирно…

Как если бы…

— Пойдем, мой ученик, — первый из Дарханов развернулся в сторону коридора, ведущего из зала в глубины усыпальницы. — я буду тебе проводником в этом пути.

И тень поплыла на встречу тьме. И только на фоне этой непроглядной черноты можно было различить, насколькомрачен плащ Генерала и… насколько белы его волосы.

Хаджар пошел следом.

У самого входа в коридор он остановился и развернулся. Окинул зал последним, прощальным взглядом. Как бы не сложилось это приключение — успешно или нет, он сюда уже больше не вернется.

Странно, но почему-то от этого становилось немного грустно. Словно звон ржавых цепей, качающихся под сводом, был ему родным… Напоминал о том, как он ходил с цирком уродцев по землям Лидуса.

Статуи, подпиравшие свод, отзывались в его сердце уколами теплоты и грусти… От их вида в памяти просыпались образы тех, кто сражался плечом к плечу с Безумным Генералом и так и не вернулся.