Один решился на стремительный бросок к Ровене, чтобы скрутить добычу и закончить драку, прекратить наше бессмысленное сопротивление. Увы для него, нож в руках напарницы не только для еды. Девять оставшихся охотников разочарованно смотрели, как самонадеянный товарищ пытался остановить кровь на внутренней части плеча.

— Можно не суетиться, она задела артерию, — флегматично бросил даг одному из тех, кто пытался помочь пострадавшему.

— Дикая кошка! — восхитился бугай с тату и лысым черепом. — Она моя.

— С чего это тебе такая честь? — сразу засомневались еще двое.

Даг несколько секунд смотрел на меня пронзительными серыми глазами, словно дырку у меня на груди решил просверлить, потом, облизнув тонкие губы, глухо выдохнул:

— Эта моя.

— Давайте разделим, — миролюбиво предложил молчавший охотник.

Я тряслась от страха и глотала слезы отчаянья. А эти двуногие твари взирали на нас и усмехались, выжидая, когда напряжение достигнет пика, вынуждали признать: мы слабые самки, которых можно разделить.

— Помни о коврике, Эрика, — рвано выдохнула Ровена, молниеносно отражая еще одну неожиданную попытку нас обезоружить и обездвижить.

Я применила отработанный, привычный прием — удар в горло, но в этот раз нападавший был более осторожен и, отшатнувшись, прокашлялся и злобно уставился на меня.

— Девочки, давайте дружить, — предложил даг. — Мы вас простим, если умеете стоять на коленях.

Прижавшись спиной к горячему камню, я тяжело дышала, глядя на уверенных мужчин, практически по-хозяйски ощупывавших пока только глазами наши фигуры. Как же страшно! Ведь прямо рядом трупы их подельников лежат, один едва не под ногами истекает кровью, а эти девять громил безмятежно ухмыляются. Конечно, им же некуда спешить, вот и выжидают, твари, когда мы сдадимся, признаем: сил не осталось.

В душе я признала: действительно слишком слабая, чтобы выжить на Драуне, чтобы вытряхивать «коврики» после очередного желающего сбросить пар и удовлетворить нужду. Опустошена до донышка. Райо не простит, а я готова бороться лишь за одно — за его любовь. Жаль, поздно поняла, что цветок Электуса создан жить только для любви. Для одной единственной на всю жизнь. А потеряв ее, долго не живет. Наверное, я уже умираю, только зачем-то еще трепыхаюсь, продляю агонию на радость охотникам.

— Я хочу к Райо, — всхлипнув, пожаловалась старшей подруге. — Пусть убьет, лишь бы обнял.

— Да? К Райо хочешь? — устало прошипела она. — Ну и где твои любимые клеранцы? А? Ты ради них рискнула жизнью, карьерой! Подставила свое начальство, отказалась от дома, от всего. Райо твой про тебя забыл, у него свои проблемы…

Ровена замолчала на полуслове, потому что в следующую секунду мимо нас со скалы слетели три тени. Точнее, как оказалось, спрыгнули! Я инстинктивно пригнулась, втянув голову в плечи, глядя на огромных клеранцев, которые буквально врезались в издевавшихся над нами гадов, видимо взяв по трое на каждого. Они никому не дали ни мгновения, чтобы очухаться и оказать сопротивление. Казалось бы, за два дня мы повидали слишком много, но то, как стремительно и четко разделывались с врагами настоящие звери, поразило. Это была реальность за пределами…

Лица клеранцев, искаженные в зверином оскале. Яркие, черные, выпуклые линии словно разделили их, по-другому не сказать, лица-морды на верхнюю, человеческую, и нижнюю — фактически звериную разверзнутую пасть со сверкающими белоснежными клыками. Почти неуловимые глазу четкие движения, грозное рычание, крики боли и ужаса, стоны… лилась, летела кровь… мелькали руки… с жуткими когтями… тела, изуродованные, окровавленные, поверженные…

Я зажмурилась и вдруг все стихло — воцарилась тишина, кошмарная, давящая на нервы, грозя снести последние крупицы силы воли, благодаря которым я держалась на дрожащих, подгибающихся ногах.

Зверь в пятнистом камуфляже застыл над дагом, который недавно предлагал дружить на своих условиях, и знакомым ледяным голосом бесстрастно спросил:

— Любишь ставить на колени? Умей и сам с них вставать!

Мы с Ровеной в некотором шоке пялились на клеранцев. Три полузверя, бросив на нас короткие взгляды, быстро осмотрелись, наверняка отметив трупы… ну которые не их рук дело.

Вопреки холодному тону Райо, выглядевшему весьма устрашающе в заляпанной кровью одежде, он, как и Матео с Фальком, далеко не спокоен. Слишком ярко светятся кипящие яростью желтые глаза, в которых чувствуется, каждой клеточкой тела ощущается, глядящий на тебя зверь. Обычно едва заметные серые саусы стали чернильно-черными и выступают над кожей, словно угрожающе встопорщенные усы, превращая лицо в полумаску. Кажется, даже приподнимают в оскале тонкую верхнюю губу, обнажая внушительные клыки. И руки не сжаты в кулаки, а напряженно сгибаются-разгибаются, будто клеранцы раздумывают: вспороть ли еще кому брюхо светлыми когтями, появившимися на месте ногтей, или враги и так повержены? От некогда лощеных цивилизованных политиков ни осталось ни следа. В опасной ситуации красивая маска слетела как шелуха.

Фальк осматривал округу, раздувая крылья носа. Матео удостоил меня мимолетным взглядом и сразу вперился злыми глазами-щелочками в Ровену. Моя напарница в наступившей тишине, громко сглотнув, прижалась спиной к скале. А я уже, наверное, привычно любовалась Райо. Смотрела, смотрела, смотрела… жадно запоминая каждую черточку его лица, устрашающего, озлобленного. Наверняка у него внутри бушевали ярость и ненависть, да что угодно — для меня он в любом состоянии самый-самый. И главное — живой!