Марии Пичугиной (Капилиной), детскому и подростковому психологу, которая более 20 лет занимается профессиональной помощью семьям с приемными детьми;

Лидии Руонале, клиническому психологу (Швеция);

Елене Синекаевой, клиническому и семейному психологу, психотерапевту, действительному члену Профессиональной психотерапевтической лиги; и всем опытным тонким современным специалистам, которые обогатили эту книгу глубокими мыслями и ценнейшими советами. Отдельное спасибо моей дочери, которая согласилась на публикацию нашей с ней истории. Это не то чтобы повесть про нас – скорее это рассказ о том, как относиться к болезни подростка всерьез. Как пережить потерю, бороться с депрессией и в конечном итоге остаться «на светлой стороне жизни».

Детей у меня трое, а вот у моего мужа их было четверо. Четвертым ребенком была я сама. Таким любимым ребенком, которому говорят: «Боже! Какая же ты талантливая!» И этот ребенок счастлив, занимается детьми, организует двух водителей, помощницу по хозяйству, управляющего большим красивым домом, пишет статейки в умные журналы, ходит на фитнес. А остальные трое детей – они рядом – растут, занимаются теннисом и игрой на органе, рисуют и поют в церковном хоре. А над всем этим парит мощный, счастливый отец, тот самый, у которого глаза становятся влажными от радости, когда он приходит с работы и видит своих детей, бегущих его обнимать. И он всегда – фейерверк идей о том, как сделать жизнь интереснее и ярче.

Вот старший сын в свои четырнадцать создал рэп-группу, и они с ребятами истово, как умеют только четырнадцатилетние серьезные мужчины, на двух языках аранжируют свои песни про политику, любовь, Бога, общество, дружбу. Чтобы группа выступала перед публикой, в нашем доме начинаются музыкальные вечера, которые набирают обороты, – и вот мы уже можем пригласить 100–150 человек зрителей и музыкантов, собрать во дворе загородного дома профессиональную сцену, накормить гостей под музыку на зеленой лужайке. Отец смотрит на сына влажными глазами…

Чтобы дети научились публичности, мы устраиваем домашние спектакли, которые тоже обрастают работниками сцены, художниками, операторами. Мои дети (дети режиссера) – в главных ролях. Младший играет нам на фортепьяно, потому что его учительница объявила, что он имеет абсолютный слух и реализует свою талантливую личность через музыку. «Какое счастье, вот бы я мечтал о таком слухе! – говорит отец (глаза влажные). – Завидую музыкантам, мне нет пропуска в этот мир!»

Мой муж гордился нами всеми, и отдельно – своей дочерью-художницей, ее талантом, а также ее сильным характером. Они часто сидели вечером вместе – и разговаривали. Любимый эпизод, о котором муж рассказывал друзьям: как дочь рассердилась на него и убежала в футболке на мороз, в лес, а он бежал за ней с шубкой и никак не мог догнать, и лишь через полчаса дочь окончательно замерзла, сдалась и упала в его объятия… «Какой характер, вы понимаете? Сталь!» Я пропустила саму ссору, вошла в гостиную, когда муж сидел с дочерью за столом и отпаивал ее горячим чаем с кагором. «Что за детское пьянство?» – надменно поинтересовалась я. И муж, захлебываясь от восторга, рассказал, как дочь чуть не замерзла, но не сдавалась до последнего…

Наверное, проблемы начались, когда муж уехал работать в другой город. Возможно, они начались и раньше. Оглядываясь назад, я вижу множество ошибок в воспитании, которые покрывало мощное крыло моего мужа. На фото с его последнего дня рождения он белозубо хохочет (так смеяться умел только он), а за его плечом счастливо улыбается дочь – как она прикрыта этим отцом!..

•

Отец был не только нашим плечом, опорой, солнцем, небом, водой и воздухом – он был всеобщим психотерапевтом. Когда я кричала и била кулаком в стену – он обнимал меня и мудро рассказывал детям, тогда уже подросткам, почему мама так погорячилась и как этого избежать.

Однажды мой взрослеющий сын пожаловался мужу на то, что «мама много сидит в социальных сетях». Муж ответил ему – так, что все аргументы моего юного критика (мальчики, подрастая, часто начинают подшучивать над мамами-домохозяйками) сошли на нет. Муж сказал: «Знаешь, сынок, мама родила и почти вырастила троих отличных детей. Она свою миссию выполнила – на все сто! Теперь она хоть всю жизнь может сидеть в любых социальных сетях!»…

Муж вообще не жалел времени и часами разговаривал с детьми – и со мной. Он умел находить светлые выходы из любых ситуаций. Он как будто держал нас всех на своих крепких плечах, так что наши ноги редко подолгу касались земли. Ему нравилась его ноша. Он был самым счастливым человеком, которого я видела на этой земле. Когда мы, почти без навыков борьбы за жизнь и вообще не повзрослевшие, выпали из его рук – то чуть не разбились. Ведь никто из нас толком не умел ходить.

•

Тем летом мы много путешествовали, на этот раз без мужа. Он по-прежнему работал в другом городе и вызвал туда старшего – помогать. Мы с младшими (сыну – четырнадцать, дочери – восемнадцать) поехали в Испанию к друзьям. Последнее время мы виделись с мужем не так часто, ездили друг к другу в гости, но вскоре он должен был открыть офис в Москве и вернуться. Я понимаю теперь, как ждала его дочь.

…Я проснулась утром в Испании под вой подруги над моей кроватью. Я не сразу поняла, о чем она. Авария. Мужа больше нет. Старший сын потерял руку. «Как высоко?» – «Кажется, с плечом!» Я имела привычку выключать на ночь телефон. Дозвонились до подруги. Глоток чая с ромом. Мне нужно сказать об этом проснувшимся детям. Я приготовила валерианы. «Мы вместе. Я с вами. Я сильная, я справлюсь. Папы больше нет. Даниил в реанимации. Мы сегодня летим в Москву». «Сильная, с вами» – это была неправда…

Младший не заплакал. Он побледнел, снял с себя крестик и внятно сказал: «Такого бога мне больше не нужно». Потом лег и стал смотреть в потолок. Неотрывно. Я сейчас понимаю, в какой он был опасности – люди, которые не плачут и не кричат от горя, могут его не пережить. Дочь сначала приняла позу стойкого солдатика: «Где Данила? Я лечу туда! Ты не можешь мне указывать: мне восемнадцать!» Потом долгая дорога и море наших с дочерью слез, залившее аэропорт Мадрида, а потом Шереметьево.

•