Отдернул кисть, как от огня, шумно вдохнул и выпрямился как раз в тот момент, когда в спину на полной скорости врезался мягкий стрекочущий шар. От падения уберегли только бешеное размахивание руками, покачивание вперед-назад и трехэтажный мат-перемат. Кожаный мешок отправился на корм клыкастым рыбозмеям, а я повернулся к товарищу и показал большой палец — мол, классно сработали. Но по бледному лицу и выпученным глазам понял — что-то пошло не так. И когда под лопаткой запекло и начало стремительно набухать, понял, что именно.

Под кожу будто загнали уголь и на каждом шагу раздували кузнечными мехами. Но дикая боль в лопатке — это полбеды, помимо прочих «дебаффов» ощутимо подскочила температура, прошиб горячий пот, и трясло в ознобе на грани с судорогами. Местность вокруг превратилась в калейдоскоп всех оттенков серого, отчего порой не разбирал, где небо, а где земля, и если бы не суета перепуганного товарища, наверняка бы кончил недолгую жизнь, забредши в трясину или в открытую, полную тварей воду.

— Сюда, не торопись, — Хорват осторожно придерживал под локоть, чтобы лишний раз не касаться спины и плеча, к которому медленно, но верно подползала опухоль. — Ничего страшного — в тебя просто отложили Чужого. Все болотники через это проходят еще в детстве. Меня тоже как-то раз куснули. Лекарство есть, лекарство проверенное. Главное — добраться до хижины знахаря. А он, эх-х-х — смотри под ноги, засел в самой гуще болот. Но ничего, дорогу знаю — не пропадем.

Не знаю, сколько шли — может, двадцать минут, может два часа. Не знаю, где шли — может, по лесу, может, по высокой траве — ближе к концу все слилось в сплошной хромакей с рябью «артефактов», как от похеренной видюхи. Мышцы сводило, ноги столбенели, и товарищу все чаще приходилось тащить меня на горбу, пока вдали не показалось коричневое пятно.

В хижине горела лампадка, вдоль стен висели сушеные коренья и пучки — по крайней мере, такую картину рисовало смазанное восприятие, переходя из вполне четкого и различимого изображения в полотна Дали и Ван Гога. Похожий на индейского шамана пожилой эльф сидел на корточках (пятки поднял — район потерял) возле булькающего котелка и растирал в грубой каменной ступке пасту с запахом чабреца и ежевики.

Когда разбойник вышиб плечом дверь, старик и бровью не повел, но стоило нам приблизиться, и прозвучал скрипучий низкий голос:

— Добудьте десять корней пуплюка, странники.

— У нас тут укус москита, — проворчал товарищ, укладывая ношу на самодельный матрас животом вниз.

— Эта беда мне знакома, странники, — под скрежет пестика прозвучало в ответ. — Добудьте пять лепестков...

— Дед, запарил! Некогда нам добывать! Деньгами возьмешь?

— Десять серебра.

— И кто, блин, из нас разбойник? На, не урони.

С меня сняли плащ и стянули тунику. Хорошо хоть разрезать не стали — и так все деньги на одежду уходят. Хотя, насчет разрезания немного погорячился — лежа щекой на подушке, отчетливо видел, как знахарь положил в костер кинжал с коротким лезвием и длинной рукояткой. Но дрянь под лопаткой росла не по дням и даже не по часам, а по чертовым минутам, уже шевелилась, дергала хвостиком и предпринимала робкие попытки вылупиться. И если бы предложили вырубить личинку каленым топором, согласился бы, не раздумывая.

Пока нож «дезинфицировался», шаман взялся за целебное зелье и тихонько запел, постукивая пестиком:

— Пять волчьих хвостов, шесть кабаньих клыков, семь земляных корешков, восемь белых лепестков, девять нужных слов и отвар готов. Отвар готов — больной здоров.

От монотонного камлания и накатившего бессилья чуть не заснул, и когда веки стали тяжелее бетона, по лопатке полоснули бритвенно-острым и разогретым добела лезвием. Мокро треснуло, точно лопнул огромный — с кулак — прыщ с гнойной головкой, и подмышку жарче металла обожгла струя сукровицы.

— Ух, епт... — фокусник подавил рвотный позыв. — Поздравляю, у тебя девочка.

Половину отвара плеснули на рану, и та изошла белой пеной, как от перекиси. Остальное пришлось высосать через полый стебель болотного растения, но омерзительный привкус горчицы и календулы стоил всех мучений — боль отступала, а порез затягивался быстрее, чем от кадила жрицы. Интересно, как там Ингрид и остальные? Неужели вот так же висят на стене, или рыжий маньяк уготовил им куда более изощренные пытки? Так, стоп. Поэтапно и последовательно, шаг за шагом, процесс за процессом — Хира, Легат, а уж потом и разработчик этой гребаной игры. Никто не уйдет обиженным. Азм воздам.

— Ну, как? — с тревогой спросил спутник.

— Не знаю... Из меня еще не доставали живых креветок. Но вонища, как будто креветка уже неделю не очень живая... Елки.

— Ладно, вздремни чуть-чуть — быстрее заживет.

— Ага, — зевнул. — Спокойной.

После пережитых терзаний сон отправил в нокаут с первого удара. Звуки стихли, темнота окутала все вокруг, но вскоре под ногами вспыхнуло матовое стекло, подсвеченное мощным прожектором. Я воспарил над круглой сияющей площадкой, зависшей (или несущейся быстрее пули) среди бескрайнего чернильного ничто, и завертел головой, покуда не услышал позади тихий цокот.