Шрифт:
Но тут же он усмехнулся и вполголоса ответил сам себе:
— Ты это серьезно? Да у вас осталось, может, несколько часов, а папаша наполнен подозрениями под завязку. Смирись с неизбежным, Лейст. Вы уже проиграли. Вопрос теперь только один: что будет дальше с тобой? Ты — не герой. Ты — воин, выполняющий приказы. Приказы того, кому всегда будет насрать на тебя.
Мучительно хотелось умыться. Лейст обтерся влажными салфетками, но это лишь еще сильнее его раздражило. Он хотел воды. Много воды. Озеро, реку, океан или хотя бы обычный, самый банальный душ. Да, он мог себе представить, что чувствуют гинопосцы, поколения которых рождались и умирали на этом корабле. Если уж сам Лейст сейчас готов был убить Аргеной за один лишь час в горячей ванне.
Хотя и других поводов хватало.
Он вернулся в комнату, взял флягу, в которой плескались остатки суточной нормы и, утолив жажду, умылся над унитазом. Полегчало.
Попытался связаться с Ирцарио, но тот оказался закрыт для общения. И что делать? Сходить в столовую? Есть хотелось, это безусловно.
Только тут Лейст додумался посмотреть, сколько времени, и присвистнул. Была глубокая ночь. Возможно, Ирцарио просто спит. Но ладно, бог с ним, с Ирцарио. Как, любопытно, обстоят на «Гинопосе» дела с любителями ночных перекусов? До сих пор у Лейста таких проблем не возникало. Пойти, напроситься на ужин к Аргеною? Тук-тук, сучара, я тебе, на минуточку, жизнь спас! Как насчет корочки хлеба?
Усмехнувшись этим мыслям, Лейст направился к двери. Но не успел дойти шага — в дверь деликатно постучали.
Лейст замер. Неожиданно. Однако, кто бы то ни был, это вряд ли враг. Если бы Лейсту хотели причинить вред — просто вошли бы и пристрелили. Это ведь «Гинопос».
Он открыл дверь, ожидая увидеть там Ирцарио, или Сонлера. Может, даже пятерку своих подопечных бойцов, решивших навестить прихворнувшего командира. Но за дверью оказалась Вайна.
— Не разбудила? — Она, не спрашивая разрешения, вошла в комнату, и Лейст машинально закрыл за ней дверь. — Я не могла прийти раньше.
Она была в платье. Наверное. Или же это была ночная сорочка? Лейст в принципе не так хорошо разбирался в женской одежде, а уж в моде Гинопоса — и подавно. Голубая атласная ткань струилась до самого пола, прикрывая даже ступни женщины, когда она стояла. На плечах «платье» держалось при помощи двух бретелек. А под ним, похоже, не было ничего. Через кружевной лиф можно было разглядеть грудь.
Понадобилось две секунды, чтобы, отбросив сомнения, сказать себе правду: никакое это не платье, глупо даже думать. И визит этот — не визит вежливости.
— Говорят, ты выступил в защиту моего мужа, — сказала Вайна. Она подошла к узкой койке Лейста и, скептически на неё посмотрев, отбросила одеяло. — От него ты благодарности не дождешься.
— Это я уже понял, — сказал Лейст и приблизился к женщине. Сейчас он смотрел на неё в профиль, под тусклым светом потолочного светильника. Лицо её казалось одновременно напряженным и расслабленным, а падающая на лоб прядка волос отбрасывала на глаза таинственную тень.
— Ты ведь теперь капитан. Ты понимаешь?
Вместо ответа Лейст спустил бретельки с её плеч. Платье соскользнуло на пол, стекло, будто вода, которой так жаждал Лейст. Вайна осталась голой, и у Лейста перехватило дыхание. Затрепетало, отдалось болью сердце, но тут же вошло в ритм. Уж это-то он переживет.
Его руки легли ей на бёдра, скользнули выше, по животу. Лейст наслаждался каждым миллиметром её тела. Когда в последний раз с ним творилось нечто подобное? Память отказала, отказало всё. Был лишь текущий момент, растянутый в вечность, будто в сверхсветовом скачке.
«Дружно думаем о сиськах», — усмехнулся Лейст, когда его руки накрыли мягкие груди Вайны.
— Ты находишь меня смешной? — напряглась та.
— Нет. Я нахожу тебя великолепной.
Он коснулся губами её шеи. Поцеловал сначала нежно, потом — грубо, жадно. Вайна молчала, тяжело дыша, и тогда он вцепился зубами в её кожу. Судя по возгласу, сорвавшемуся с губ женщины, он верно угадал её желание. Она выгнулась в его руках, одновременно и отстраняясь и стремясь к нему.
Лейст толкнул её в постель. Стянул с себя майку, штаны.
Вайна вскрикнула, когда он вошел в неё. Пальцы впились в его плечи.
— Спокойнее, — попросила она.
— Это вряд ли, — выдохнул в ответ Лейст.
Ему было не до спокойствия. За все пережитое и не пережитое, за все годы, проведенные в ненависти к себе, за все то, что потерял, или думал, что потерял… За всё это он получал ту единственную плату, которую ему послала Вселенная, и у него не было желания пить по глоточку. Он хотел захлебнуться в яростном потоке ненастоящего, сиюминутного блаженства с привкусом смерти и отзвуком боли.