— Анья Эдан, — раздался от двери ледяной голос, — проследуйте за мной.

Повернув голову, я встретилась с выцветшими глазами настоятельницы и поежилась. И когда эта селедка войти только успела?

Всё в той же звенящей тишине я поднялась с лавки и на негнущихся ногах направилась к двери.

В коридоре Мать Луиза даже не повернулась в мою сторону — так и плыла впереди темно-синим айсбергом, молчаливым, морозным и угрожающим. Мне ничего не оставалось, как идти следом.

Звякнули ключи, и я, вслед за настоятельницей, оказалась в ее кабинете. Сесть мне не предложили.

Мать Луиза устроилась в кресле и, сложив руки на коленях, неприязненно скривилась.

— Вы что же, возомнили, что можете влиять на моих девочек и распространять среди послушниц свои… аморальные принципы?

— Даже не думала. — Я равнодушно дернула плечом и с тоской уставилась в узкое окошко, за которым медленно кружились снежинки. Улететь бы вместе с ветром…

— Я слышала! Вы говорили о развлечениях и удовольствиях! Нашим девушкам некогда предаваться разврату, они посвятили себя службе Матери Прародительнице! Подобными же речами вы смущаете незрелые умы!

— Незрелые — это те, которым вы еще не успели голову задурить? — Я прищурилась и, обойдя угол письменного стола, плюхнулась на скамью сбоку от кресла настоятельницы. Хватит с меня унижений и попыток наладить мир с этими несносными аньями. Всё равно ничего не выходит.

— Вот что я вам скажу, анья Луиза. Пока вы тут сидите, попивая чаек и наслаждаясь властью, там, в Солькоре, гибнут женщины. Последние, между прочим, которые могут помочь выжить Антрее. И вместо того, чтобы хоть как-то поспособствовать возрождению родной страны, выдрючиваетесь, словно самка богомола! Нет, я не призываю вас отдавать ваших целомудренных девочек на растерзание страшным мужикам, хотя о самом главном завете Матери Прародительницы вы, похоже, позабыли! Но хотя бы не мешать вы можете!? И по крайней мере, не гнобить нормальную женщину!

— С ума сойти, сколько пафоса, — фыркнула настоятельница, однако, выглядела она, надо признать, несколько ошарашенной. — Можно подумать, у вас есть дети.

Мне на мгновение стало неловко. Щеки вспыхнули не то от стыда, не то от возмущения. И ведь я понимала, что в какой-то мере настоятельница права. Я тоже пока ничего не сделала, чтобы называться настоящей женщиной. Но ведь это пока…

— Не вам меня судить. Тем более у меня еще есть время.

— Ну-ну… Небось, уж не двадцать лет? — ехидно заметила Матушка, криво ухмыльнувшись.

Вот же, вобла сушеная, опять намекает на мой возраст! И что ей неймется? Завидует, видать. Самой-то, поди, уже под сорок.

— Так что поторопитесь, милочка. А то пока вы подбираете… кандидатов, время-то идет. Вдруг не получится послужить на благо родине…

— Зато в старых девах уж точно не останусь, — позволила себе ответную издевку, отчего настоятельница скривилась, словно лимон куснула.

— Свободны! — выпалила она резко, явно горя желанием побыстрее избавиться от меня. И, когда я уже направилась к дверям, угрожающе добавила: — И чтобы впредь я не слышала от вас подобных разговоров. Ведите себя, как подобает приличной анье, иначе… — настоятельница сделала многозначительную паузу, — я найду способ «разнообразить» вашу жизнь в монастыре.

О, да! Уж в этом-то я не сомневалась. Но, тем не менее, угрозой не прониклась. И чего такого Матушка может мне устроить? Поручит чистку нужника? Оставит без еды? Запрет в келье и не позволит общаться с девушками? Это все, конечно, неприятно. Но я и без того в немилости у здешних послушниц, и вряд ли может стать намного хуже, чем сейчас…

Тем более, мысль о побеге, нет-нет, да и всплывала в голове. Единственное, что останавливало — я вдруг поняла, что не знаю, как добраться до Солькора. Когда ехали сюда, дороги особо не запоминала. Да и на улице белым-бело. Заблудиться можно в два счета. А там и замерзнуть, при такой-то погоде.

Я подавила в себе тяжкий вздох безысходности и с гордо выпрямленной спиной шагнула к двери. Уж кому-кому, а Матери Луизе своего отчаяния не покажу. Уж лучше быть бунтаркой, чем половой тряпкой. Дернула за ручку и рывком отворила створку. И в тот же миг из коридора на меня чуть ли не посыпались монастырские послушницы. Оказывается, кое-кто все это время стоял под дверью, намертво приклеившись к ней ухом. Ну и ну… А еще строят из себя скромниц и тихонь. Я весело хмыкнула, а стоящая за моей спиной настоятельница покрылась красными пятнами.

— Что вы тут делаете? Почему не в мастерской? — хватая ртом воздух, взревела анья, а девицы, невнятно извинившись, тут же бросились врассыпную.

Вот потеха, так потеха! Оказывается, не я одна иду поперек местных устоев.

Рейнар.

Я шел вдоль заснеженной мостовой и ощущал себя полным идиотом. На плечах новое драповое пальто из овечьей шерсти, ботинки начищены до блеска (это Рута постаралась), в руках — букет оранжерейных роз, который просто нестерпимо хочется спрятать за спину. Да еще цвет, как назло, яркий, бордовый. Каждому бросается в глаза.