Шрифт:
— И в таком облачении вы летели в Нью-Йорк, а потом ехали на поезде?
— Да. Срабатывает безотказно. Люди сами отворачиваются, со мной даже рядом никто не захотел сидеть. Зато я прилег и отоспался.
— У вас по-прежнему есть эта маска, шляпа, перчатки и очки?
Не найдясь, он долго молчит. Да, такую крученую подачу с ходу не отбить.
— Возможно, где-то и завалялись, — уклончиво отвечает Шандонне.
— Что вы предприняли, оказавшись в Ричмонде? — задает вопрос Бергер.
— Сошел с поезда.
Несколько минут она расспрашивает его о прибытии в Ричмонд. Где находится вокзал? Поехал ли он дальше на такси? Как передвигался по городу? Что решил предпринять по поводу смерти брата?
Шандонне вразумительно отвечает. Все, что он рассказывает, звучит вполне правдоподобно; возможно, что этот человек действительно присутствовал там и видел все своими глазами. На железнодорожной станции Амтрак, что на Стейплз-Милл-роуд, и в синем такси, которое довезло его до паршивенького мотеля на Шамберлен-авеню; там он отдал двадцать долларов за номер, опять же расплатившись наличными и под вымышленной фамилией. Тут он заявляет, что позвонил в нашу прокуратуру, дабы получить информацию о неопознанном трупе якобы своего брата.
— Я хотел поговорить с врачом, но никто не пошел мне навстречу.
— С кем вы общались? — спрашивает она.
— С какой-то женщиной. Может быть, с секретарем.
— Она назвала вам фамилию доктора?
— Да. Доктор Скарпетта. И когда я спросил, нельзя ли с ним пообщаться, секретарша ответила, что доктор Скарпетта — женщина. Так что я сказал: хорошо, можно с ней поговорить? А она как раз была занята. Я, естественно, не стал оставлять ни фамилии, ни номера телефона — не мог позволить себе подобной расхлябанности. Вполне вероятно, что за мной все еще следили. Потом под руки попалась газета, и я прочел о произошедшем накануне убийстве: за неделю до моего приезда расправились с одой женщиной из магазина. Я был потрясен, страшно испугался. Они снова здесь.
— Те самые злодеи? Которым от вас что-то нужно, как вы говорите?
— Они, они! Как же вы не понимаете? Убили моего брата и знали, что я обязательно за ним приеду.
— А они странные, эти ваши «друзья», вам не кажется, сэр? Вбили себе в голову, что, узнав из выброшенной газеты о каком-то трупе, вы решите, что это ваш Томас, украдете паспорт с бумажником и немедленно двинетесь в Ричмонд.
— Они знали, что я приеду. Я любил своего брата. Он единственный относился ко мне по-человечески. Мне обязательно надо было узнать, что произошло. Ради папы. Бедный папочка.
— А как же ваша мать? Она что, нисколько не огорчилась бы, узнав о смерти Томаса?
— Она так много пьет...
— Ваша мать алкоголичка?
— Сколько ее помню, она всегда пьяна.
— Каждый день?
— Изо дня в день, изо дня в день. А потом срывается на всех или плачет.
— Вы с ней не живете — и все-таки знаете, что она регулярно, изо дня в день пьянствует?
— Мне Томас рассказывал. Она такая с самого моего рождения. Мне всегда говорили, что моя мать — пьянчужка. И когда я захаживал в дом, она была под градусом. Мне даже кто-то сказал, что моя болезнь вызвана тем, что, вынашивая меня, она предавалась своему пагубному пристрастию.
Бергер вопросительно переводит на меня взгляд:
— Такое возможно?
— Фетальный алкогольный синдром? — размышляю я. — Вряд ли. Хотя при хроническом алкоголизме матери врожденное слабоумие и физические уродства — обычное дело, и гипертрихоз в этом случае еще меньшее из зол.
— Однако это не мешает ему искренне считать ее виноватой.
— Не исключено, — соглашаюсь я.
— Понятно, почему он ненавидит женщин.
— Если подобного сорта ненависть вообще можно оправдать, — отвечаю я.
На пленке Бергер снова допрашивает Шандонне на предмет его предполагаемого звонка в здешний морг.
— Значит, вы пытались связаться с доктором Скарпеттой по телефону, но не смогли. Что потом?
— На следующий день, в пятницу, я сидел в своем номере в мотеле и услышал по телевизору, что убили еще одну женщину. На этот раз какую-то полицейскую шишку. В экстренном выпуске новостей показывали дом погибшей, а потом подрулила черная машина — как сказали, автомобиль судмедэксперта. Той самой доктора Скарпетты. Ну и я сразу же решил поехать. Хотел дождаться ее и поговорить наедине. Взял такси и отправился туда.
Тут феноменальная память его подводит. Он не помнит ни фирму, владеющую такси, ни цвет машины, у него даже выскочило из головы, не был ли водитель чернокожим. Скажу вам, что процентов восемьдесят ричмондских таксистов — афроамериканцы. Шандонне утверждает, что, пока его везли на место преступления — адрес он узнал из «Новостей», — передали очередной экстренный выпуск. Граждан попросили проявлять бдительность: убийца, вполне возможно, страдает редким заболеванием, с которым связана его очень необычная внешность. И дали описание гипертрихоза точь-в-точь как у Шандонне.