На соседних кораблях юнги спускали шлюпки, а кое-где матросы уже гребли по направлению к деревушке, старательно объезжая скалистые утесы. Тафур снова заколебался, стоя перед свисавшей с борта веревочной лестницей, однако брат Бернат, одобрительно кивнув ему, засучил рукава на своем монашеском одеянии и ловко соскользнул в шлюпку. Тафур перенес вторую ногу через фальшборт, на мгновение завис над пустотой и начал спускаться по веревочным ступенькам.

Деревушка пряталась между расщелинами скал. Прямо на берегу моря возвышался крытый коноплей навес; оттуда начинались высеченные в камнях ступеньки, ведущие к белым домикам. Брат Бернат пошел вперед за рыбой, а Тафур оказался в кольце босоногих ребятишек, неотступно следовавших за моряками от самого берега. От их беготни, нескончаемых жестов и ужимок у него зарябило в глазах. К счастью, брат Бернат скоро вернулся в сопровождении местного рыбака; они вдвоем несли корзину с рыбой. Медик тут же прогнал маленьких сорванцов и поставил корзину на землю. Только тут Тафур обратил внимание на его спутника. Атласный камзол, хорошая рубашка, сафьяновые туфли. Нет, это не рыбак, но и не рыцарь-иоаннит.

– С позволения вашей милости, хочу представить вам вашего покорного слугу с Родоса, – сказал Бернат. – Христофор Скотто, второй штурман галеры конвоя.

Тафур кивнул, штурман ответил поклоном. У нового знакомца была смуглая кожа, лицом же он напоминал хищную птицу и одновременно был похож на одного из многочисленных сводников, коих Тафур немало повидал в Генуе. Он вглядывался в линию горизонта, словно высматривая там корабль.

– Штурман Скотто отплывает на Родос раньше нас, поскольку его гребцы не зависят от ветра. Оттуда он собирается плыть в Португалию. Я подумал, что ваша милость захочет отправить с ним письмо, о котором давеча шла речь.

Тафур уставился на него немигающим взглядом. Странные идеи приходят сегодня в голову брату Бернату. Неужели он забыл о стычке с генуэзцами? Он представил себе, какую гримасу скорчил бы брат Маркус, если бы увидел их любезно беседующими с соотечественником тех лазутчиков.

– Благодарю вас, брат, но боюсь, что мне придется немного подождать и отправить письмо уже с Родоса. Я рассчитываю на то, что великий магистр Сакоста поможет мне найти надежного гонца.

Брат Бернат сумел не подать виду, что смущен, и принялся благодарить Скотто за помощь с рыбой. Штурман дождался минуты, когда Тафур посмотрел ему в глаза, и обратился к нему на том причудливом испанском, какой можно услышать в предместьях больших городов:

– Сеньор не доверяет доброму христианину. Что же, у него на то, видимо, есть свои основания. Дай бог, чтобы наступил такой день, когда он узнает обо мне по моим делам и захочет доставить свое письмо наилучшим путем.

Он поклонился и, повернувшись, зашагал в сторону берега. Бернат пожал плечами, а потом снова заулыбался и указал Тафуру на длинную улицу, петлявшую между домами. Кое-где островитяне уже вынесли на порог кувшины с вином и беседовали с матросами, которые, похоже, были им знакомы по прошлым стоянкам. Женщины из домов не выходили, но, когда Тафур с Бернатом поднялись повыше, некоторые из них начали появляться в окнах и, увидев, что приезжие несут рыбу для монахов, приветствовали их. Взрослые женщины носили балахоны и черные вуали, такие же, как у женщин Санлукара. Юные девушки щеголяли в длинных рубахах и платочках, то и дело мелькавших за окнами. Когда они дошли до самого верхнего дома, одна из девушек, замешкавшись, не успела скрыться за дверью, и Тафур нечаянно встретился с ней глазами. Из-за этого он налетел на камень, заставив споткнуться и брата Берната, державшегося за вторую ручку корзины. Дальше начинался крутой подъем.

Они шли друг за другом по тропинке, меняя уставшую руку на каждом повороте. Уже после трех-четырех таких поворотов длинная улица под ними напоминала рыбий хребет с отходившими от него мелкими косточками-переулками. Корабли флотилии походили на горстку бусинок, разбросанных на голубом покрывале. Тафур нашел глазами удлиненные силуэты галер. И ему снова вспомнился штурман, вглядывавшийся в морскую даль.

– Боюсь, я обидел вашего приятеля, – сказал он Бернату, когда они остановились перед следующим поворотом. – Даю слово, это не входило в мои намерения. А вас я тем более не хотел обидеть.

Бернат поставил корзину, взялся за ручку другой рукой и жестом показал Тафуру, чтобы тот сделал то же самое.

– Видимо, у вас на то есть свои основания, – повторил он слова штурмана. – Только сдается мне, что брат Маркус успел вам наговорить с три короба про генуэзцев.

Они снова пустились в путь. Тропка сделалась такой узкой, что им приходилось ступать, ставя одну ногу перед другой, вдобавок корзина то и дело застревала в камнях. Брат Бернат шагал впереди, и его голос временами словно пропадал.

– Скотто – опытный мореход, несмотря на свою молодость. Он происходит из генуэзского рода Сальваго, давшего лучших моряков на всем Средиземноморье. Последние годы он верно служил Родосу, хотя перешел к нам от пирата Винченцо Коломбо.

Из генуэзского рода Сальваго, давшего лучших моряков на всем Средиземноморье. Где он слышал эти слова? Не в Испании, нет, – во Флоренции, в кабинете у Медичи. Семейство Колонна из рода Сальваго упоминалось в числе гостей на свадьбе юного Пьерофранческо. Он нащупал свободной рукой мешочек с цирконом и взглянул на море. Нет, и глубокая синева греческого моря бессильна воспроизвести цвет глаз его прекрасной дамы.

Брат Бернат продолжал что-то говорить. Тафур уже утерял нить его рассказа.

– Так, значит, его имя Сальваго, а не Скотто?

– Сальваго – это и есть Скотто, которые приняли имя Сальваго, присоединившись к их гильдии моряков. Со стороны матери он принадлежит к знатному роду Колонна, ни больше ни меньше, поэтому некоторые зовут его Коломбо, а может, это из-за его патрона Винченцо… Насколько мне известно, при крещении ему дали имя Христофор Скотто.

Тафур нахмурился. Выходит, он оскорбил знатного генуэзского дворянина? Они в очередной раз остановились на повороте тропинки и поменялись ручками. Пот лил с них градом.