– В общем, это достойный человек, вот что я хочу сказать… К тому же он искусный штурман, не говоря уже о том, что он еще и мой брат по ордену. Однако он живет в мире призраков. И тоскует по временам Империи и былой славы Родоса… – Бернат перевел дыхание. – Он был в Константинополе накануне его падения, когда генуэзцы предали Иоанна Палеолога. В то же время, что и ваш батюшка, как вы мне говорили.

Тафур споткнулся о большой булыжник, который покатился с горы и с шумом плюхнулся в воду. Он взглянул в пропасть, и колени у него задрожали. Корабли сверху выглядели такими крошечными, что казалось, голубое покрывало вот-вот поглотит их паруса. Тафур отвел взгляд и зашагал, осторожно ставя ступни одну перед другой. Когда они остановились в очередной раз, он в изнеможении привалился к каменной стене.

– Новые времена настанут именно для таких людей, как ваша милость и штурман Скотто. Молю Бога, чтобы вы не совершили наших ошибок. – Брат Бернат обернулся, почувствовав, что Тафур все еще держится за ручку корзины. Наконец он отпустил ее и снова приложил руку к груди. – Вам плохо, ваша милость?

– Немного утомился… Тысяча извинений, брат Бернат.

– Это вы извините меня за то, что я потащил вас по эдаким кручам. – Бернат поднял голову и посмотрел на вершину горы. – Отдохните немного у этого камня. К нам уже спешат на подмогу.

За следующим поворотом, в расщелине между скал, возник белый купол – должно быть, монастырской церкви. Ловко перепрыгивая с камня на камень, к ним спустился монах в серой рясе. Он подхватил корзину, поставил ее себе на плечо и, не говоря ни слова, пошел вверх почти по самому краю пропасти. Тафур изумленно глядел ему вслед. Наверное, подумалось ему, отцы пустынники настолько святы, что для них не обязательны хорошие манеры.

– Они соблюдают обет молчания, ваша милость, как и многие греческие монахи, – объяснил Бернат. – Только их настоятель имеет право говорить. Иногда он выходит поздороваться с паломниками и благословить их… Ну как, чувствуете себя пободрее?

Тафур утвердительно кивнул, хотя до сих пор не мог отдышаться. Он снова взглянул на тропку, по которой ушел монах, и новые опасения закрались ему в душу. Если монахи в Каппадокии тоже окажутся немыми, трудно будет убедить их продать интересующий каноника трактат.

– Помедленнее, ваша милость. В этом месте тропинка идет над самым обрывом.

Тафур обернулся. Оказывается, сам того не сознавая, он начал карабкаться вверх.

– Идите первым, брат Бернат. Вы знаете дорогу.

Бернат прошел вперед, прижимаясь к скалам. Тафур побрел за ним, стараясь ступать след в след и не сводя глаз с тропинки. Они миновали еще один поворот, и перед ними предстало удивительное зрелище. Почти на самой вершине горы раскинулся луг, поросший зеленой травой вперемешку с белыми и желтыми цветами. В воздухе пахло розмарином и шалфеем, а из кипарисовой рощицы доносилось пение дрозда. Скит располагался среди деревьев, на берегу ручья. Чуть выше, на склоне горы, виднелась дюжина небольших домиков; к каждому из них вела своя лестница. Должно быть, там жили калогеры. Поистине это был кусочек Эдема, забытый Богом на маленьком островке посреди моря.

Они направились к скиту по берегу ручья. Часовенка была такая маленькая, что они едва уместились перед иконой Пресвятой Девы Эгейской, даже встав на колени и прижавшись друг к другу плечами. Тафур взглянул на чудотворный лик и сложил руки для молитвы. Потом снова посмотрел на икону, и глаза Пресвятой Девы встретились с его глазами, как будто Она услышала его мысли. Он стиснул зубы и снова приготовился к молитве, но так и не сумел присоединиться к брату Бернату, невнятно читавшему «Верую». Прекрасный лик Пресвятой Девы казался смуглым из-за тусклого света, отбрасываемого свечами и закрывающего икону в позолоченном окладе. У Нее были большие глаза, черные и грустные, как у Кармен или у местных девушек. Ни капли голубого или синего. У выхода из часовни они обнаружили чистую корзину, в которой лежала коврига хлеба и кувшин вина. Они направились в сторону луга, и тут им повстречался маленький старичок, шедший по тропинке из монастыря. Бернат поздоровался с ним на греческом языке и встал на колени, прося благословить. Старичок осенил его крестным знамением, обернулся к Тафуру, который также преклонил перед ним колени, и уже занес над ним руку, как вдруг остановился. У Тафура мелькнула мысль попросить монаха исповедать его. Однако его грехи были слишком многочисленны и разнообразны, чтобы можно было объяснить их знаками. А если священник не понимает, в чем ему исповедуются, такому покаянию грош цена.

Калогер произнес несколько слов на греческом. Брат Бернат выступил в роли переводчика:

– Отец Лакатос спрашивает, куда вы держите путь.

Тафур ответил, что направляется на Родос. И почувствовал укор совести, заметив разочарование на лице монаха. Старичок вздохнул, благословил его и, прежде чем продолжить свой путь, обронил несколько фраз.

– Что он сказал на прощанье, брат Бернат?

Тот выглядел смущенным.

– Он сказал, чтобы вы опасались лжи и обмана. Или лгунов и обманщиков. Не знаю, правильно ли я понял, ваша милость.

Они уселись на берегу ручья и молча подкрепились. Брат Бернат предложил спуститься вниз по другому склону, где можно будет полюбоваться открывающимися видами, и Тафур, который не мог избавиться от тревожных мыслей, понурившись, последовал за ним. На пути к Родосу лежала призрачная земля под названием Кандия, где знаменитый Дедал построил свой лабиринт. А неподалеку высился над морем утес, куда античные богини позвали Париса, чтобы он выбрал из них самую прекрасную. И он выбрал Афродиту – греческую Венеру.

Марсилио Фичино приподнял голову над столом. В дверь кабинета постучали. Это был его паж Амброзио.

– Получено донесение, синьор. Оно прислано из Равенны, но я подумал, что вы все равно захотите его прочесть.

– Спасибо, Амброзио. Ты правильно сделал.

Паж оставил письмо и с поклоном удалился. Фичино подождал, пока за ним захлопнется дверь, после чего взял в руки донесение и сломал сургучную печать. Он рассчитывал, что вести будут поступать к нему через Венецию. Хотя что может быть естественнее? Равенна, город, отвоеванный Велизарием, столица экзархата, самый дальний бастион Восточной империи в древней Италии… Последний экзарх воротился в Византию более семи веков назад, но на улицах и в базиликах, под апсидой великолепной церкви Сан-Витале, еще не выветрился дух Византии. Рыцарям-иоаннитам свойственна ностальгия, даже тем, кто признает неумолимый ход времени. К тому же послание из Равенны возбудит меньше подозрений, несмотря на то, что корабли, следующие с Корфу, заходят и в этот порт. Брат Бернат Сальвадор – умный человек.